Римский карнавал

Она взглянула на бледную луну, на желтый свет, отражавшийся в воде, и подумала, что в самом деле, вечер прекрасный. Весь мир казался ей прекрасным, потому что она чувствовала себя счастливой. Ее госпожа благополучно разрешилась от бремени мальчиком, а сама она едет за Педро. По дороге она предавалась мечтам о своем будущем.

— Да, — произнесла она вслух, — чудный вечер. Давайте не будем задерживаться. Моя госпожа очень хочет скорее увидеть Педро.

— Спешить незачем, — ответил тот. — Твоя госпожа крепко спит и проспит еще долго. Она устала.

— Все равно я бы хотела сразу поехать туда, куда мы направляемся.

— Отлично Пантисилея. Он спрыгнул с коня.

— Куда вы собираетесь идти?

Вместо ответа он снял ее с лошади. Она огляделась в поисках какого-нибудь жилища, где мог бы укрываться Педро, но ничего не увидела.

— Как ты мила, Пантисилея, — проговорил мужчина, — и как молода.

Он наклонился и поцеловал ее в губы.

Это ее страшно удивило, но не показалось неприятным. Так давно ее не ласкал мужчина.

Она негромко засмеялась и сказала:

— Сейчас не время. Я хочу, чтобы вы немедленно проводили меня к Педро Кальдесу.

— Я понял, Пантисилея, — ответил мужчина.

Лукреция проснулась. Было светло.

Ей приснился сон. Она в чудесном деревенском саду, ее мальчик лежит в колыбели, а она стоит рядом с отцом малыша и любуется ребенком.

Счастливый сон, но только сон.

Она не одна в комнате. Рядом, у постели, сидят двое, она чувствует, как тревожно стучит ее сердце. Ей обещали привести Педро, но он не пришел. А где же Пантисилея?

Она попыталась подняться.

— Тебе нужно лежать, — сказал Александр. — Тебе понадобятся все твои силы.

— Отец, — пробормотала она и повернулась к другому человеку. — И Чезаре, — добавила она.

— Мы пришли сказать тебе, что все в порядке, — сказал Чезаре. Он говорил сдержанно и отрывисто, и она знала, что он рассержен. Лукреция прильнула к отцу. Голос отца звучал, как всегда, нежно и ласково.

— Я хочу, чтобы принесли ребенка, — сказала. — Отец, это мальчик. Ты полюбишь его.

— Да, — ответил Александр. — Через несколько лет он будет с нами. Она улыбнулась.

— О отец, я знала, что на тебя можно положиться.

Холеная белая рука сжала руки Лукреции.

— Моя доченька, — негромко сказал папа, — моя маленькая мудрая девочка. Она поцеловала отцу руки.

— Теперь не о чем волноваться, — оживленно проговорил Александр. — Все устроилось. Скоро ты опять вернешься к своей обычной жизни, а это событие, хоть и вызвавшее немало толков, забудется.

— Отец, Педро…

— Не называй его имени, — перебил девушку Чезаре.

— Чезаре, мой дорогой брат, пойми меня.

Я люблю Педро. Он — отец моего ребенка и скоро станет моим мужем. Отец устроит так, что мы поженимся.

— Дорогая моя девочка, к сожалению, ничего не получится, — сказал папа.

Лукреция попыталась сесть, ее охватило тревожное предчувствие.

— Милая моя, — едва слышно проговорил Александр. — Ты должна знать правду.

— Но я люблю его, а ты сказал… Александр отвернулся, прижав к глазам носовой платок.

Чезаре почти злобно сказал:

— Вчера тело Педро Кальдеса нашли в Тибре. Ты лишилась своего любовника, сестра, смерть отняла его у тебя.

Она упала на подушки, глаза ее были закрыты. Папа с любовью склонился над дочерью.

— Слишком неожиданно, — проговорил он. — Любимая моя, любимая моя девочка, как бы я хотел взять твою боль, пусть бы страдал я.

Саркастическая улыбка исказила лицо Чезаре, когда он взглянул на отца.

Ему хотелось закричать: «А по чьему приказу убили камердинера? По моему и твоему. Разве она не опозорила наше имя, связавшись с лакеем!»

Вместо этого он сказал:

— Там, в реке, он встретил еще одну… твою служанку Пантисилею. Ты никогда больше не увидишь ее лица.

Лукреция закрыла лицо руками — ей не хотелось видеть эту комнату и мужчин, сидевших по обе стороны от нее. Они охраняли ее; они — ее тюремщики. Она всю жизнь живет по их указке. Она шагу без них не может ступить. Если они и позволят ей что-то сделать, то ее не ожидает ничего, кроме несчастья.

Педро в Тибре! Она представила его с ранами на теле, а может, с синяками на шее, или не то, не то. Они могли сначала отравить его, после чего бросить в реку.

Педро, красивый мальчик Педро. Он виноват только в том, что любил Лукрецию.

И маленькая Пантисилея. Она никогда больше не увидит ее. Она не вынесет этого. Есть предел страданиям, которые можно вынести.

— Уйдите… оставьте меня, — заикаясь, проговорила она. — Дайте мне моего ребенка… и уходите… уходите, говорю.

В комнате стояла тишина. Ни Чезаре, ни Александр не шелохнулись.

Потом заговорил папа. В его голосе слышались мягкие успокаивающие нотки.

— За ребенком будут хорошо ухаживать, Лукреция. Тебе незачем бояться за него.

— Мне нужен мой мальчик. Я хочу его видеть… Я хочу держать его на руках. Вы убили человека, которого я люблю. Вы убили мою подругу. Сейчас я не требую от вас ничего, только верните мне моего сына. Я уеду. Я буду жить одна со своим ребенком… Я никогда не вернусь сюда…

— Разве Лукреция это говорит? Лукреция Борджиа? — произнес Чезаре.

— Да, — заплакала она, — я, я и никто другой.