Римский орел

Веспасиан не испытывал к своему старшему трибуну теплых чувств, хотя, на первый взгляд, это могло показаться странным. Вителлий был человеком уравновешенным и общительным. Выпивал он крепко, но никогда не упивался вдрызг, что же до его всем известного пристрастия к женскому полу, то это качество легат находил естественным для солдата и заслуживающим лишь одобрения. Кроме того, Вителлий охотно принимал участие в спортивных играх и состязаниях, а колесницей правил так, словно родился с вожжами в руках. Если у него и был порок, то только тяга к азартным играм, однако и здесь он умел вовремя остановиться, никогда не заходя за ведущую к катастрофе черту. Ему было присуще умение обзаводиться друзьями, имеющими политический вес, и при всех этих качествах служба в прославленном легионе открывала перед ним блестящие перспективы. Интересно, что с ним станется дальше, как высоко он взлетит?

Задав себе этот вопрос, Веспасиан вдруг осознал истинную причину своей неприязни к трибуну. Вителлий не нравился ему не как человек, а как соперник в будущих политических играх. Ну и прекрасно, пусть все идет как идет.

Оно бы, конечно, и шло без помех, если бы не императорская шифровка, доставленная ему специальным нарочным недель пять назад. В ней сообщалось, что, по имеющимся у императора сведениям, в командном составе Второго легиона скрывается человек, причастный к заговору Скрибониана. Как только арестованные заговорщики поделятся с дознавателями информацией, легату сообщат его имя, дабы он, легат, незаметно, без лишнего шума сего изменника обезвредил. Даже тут, покривился внутренне Веспасиан, они не хотят называть вещи своими именами. Никто информацией с ними не делится, ее выбивают в пыточных палачи. А обезвредить — значит убить, но им это неприятно. Лучше сказать обезвредить, легат все поймет. А для подогрева этой понятливости Веспасиану еще сообщали, что в его лагере пребывает по меньшей мере один секретный имперский агент. С приказом оказывать ему необходимую (какую и каким образом?) помощь.

Все это было крайне некстати, особенно с учетом того, скольких сил и внимания требовала подготовка к походу. Если власти хотят, чтобы армия действовала эффективно, каждый солдат, включая военачальника, должен иметь возможность полностью сосредоточиться на военных задачах, а не на политических дрязгах. А теперь, волей-неволей, ему придется смотреть с подозрением на каждого из своих командиров. Во всяком случае до тех пор, пока какой-нибудь бедолага в тюрьме Маммертин не сообщит наконец своим мучителям имя сообщника. Втайне Веспасиан надеялся, что таковым окажется старший трибун: это явилось бы славным решением многих проблем.

Налив себе еще вина из подогревавшегося над светящимися угольками жаровни кувшина, легат принялся смаковать терпкую, горячую влагу, сокрушаясь о том, что для Вителлия не нашлось задания поопаснее, чем прогулка в соседнюю деревеньку.

ГЛАВА 8

Конь трибуна с топотом подскакал к арьергарду когорты и вздыбился. Вителлий, выбросив вперед руку, указал на деревню.

— Макрон! Возвращайся туда!

— Командир?

Макрон позволил себе удивиться, ибо решил, что его посылают сдержать бегущую к деревне орду.

— В поле нас перебьют! Нужно занять укрепление!

Макрон просиял.

— Есть, командир!

— Вломись в деревню и закрой дальние ворота.

— Есть, командир.

— Не останавливайся ни перед чем. Не мешкай! Ты понял?

— Так точно, командир.

Макрон повернулся к центурии, а Вителлий, резко пришпорив коня, унесся обратно. Издалека донеслось его рявканье: «На два счета! Легионеры! Кругом!»

Макрон схватил Катона за руку.

— Держись рядом. Что бы там ни было.

Катон кивнул.

— Ребята, за мной. Бегом, марш!

Шестая бросилась вниз. Тяжело дыша, пыша паром и без малого двумя сотнями глаз оценивая расстояние между лавиной варваров и деревней. Даже Катон, при всей своей неопытности, видел, что враг доберется до дальних ворот раньше них. И что тогда? Жестокая схватка на грязных узких улочках и верная смерть? Причем это в лучшем случае, ибо, если из всех россказней о германцах правдиво хоть что-то, смерть стократ предпочтительней плена. Амуниция новобранца немилосердно тряслась, ножны подпрыгивали, и Катон, держа в одной руке копье, а в другой щит, изо всех сил старался пресечь их попытки оказаться у него между ног. А тут еще шлем (одного на всех размера, чтоб им всем сдохнуть!) стал наезжать ему на глаза, и он резко вскидывал голову, чтобы хоть что-нибудь перед собой различать.

Бросив беглый взгляд через плечо, Макрон увидел, что когорта неспешным маршем переваливает через гребень, и одобрительно усмехнулся. У трибуна хватило ума не гнать парней, пусть поберегут силы для боя. Посмотрев вперед, он увидел, что мост опущен по-прежнему, а путь к воротам преграждает лишь небольшая кучка варваров, вооруженных чем попало. У многих не было даже мечей, лишь лопаты и вилы. Они растерянно глазели на римлян, удивленные тем, что те бегут не к лесу, а к ним. Приблизившись к мосту, Макрон набрал воздуху, выхватил меч и испустил такой яростный крик, что Катон в изумлении шарахнулся в сторону.