Римский орел. Орел-завоеватель

– Но, командир. Это же не настоящий меч. Он деревянный.

– На твое счастье, болван. Иначе ты располосовал бы себе весь бок и руку.

Центурион Бестия протиснулся сквозь толпу:

– Что тут у вас? Опять ты, сосунок? Ну, в чем дело сейчас? Меч не того размера?

– Никак нет, командир. Просто он деревянный. Это не настоящий меч, командир.

– Не настоящий? Конечно не настоящий. Это не настоящий меч, потому что ты не настоящий солдат. Как и все остальные.

Бестия набрал воздуху в грудь и обратился ко всем новобранцам:

– Может быть, некоторые из вас, как и этот прыткий молокосос, тоже сообразили, что оружие вам выдали не боевое. Это потому, что до настоящего вы еще не доросли. Дай вам боевое оружие, и вы моментально покалечите как себя, так и друг друга. А мы не хотим, чтобы вы выполняли за наших врагов их работенку. Прежде чем получить настоящий меч, нужно научиться держать в руках деревянный. И не просто держать, но относиться к нему с почтением. То же самое относится и к копью, хотя оно и тупое. Возможно, кое-кому из вас только что выданное оружие покажется непомерно тяжелым. Привыкайте, учебное оружие и впрямь вдвое тяжелей боевого. Нам нужно развить крепость в ваших руках, и мы ее разовьем, зато вам в бою будет легче. А сейчас пристегните ваши мечи к поясам. Да не слева, а справа, болваны! И нечего пялиться, на левом боку мечи носят лишь командиры. Копье берут в правую руку, щит – в левую, запомните это накрепко, идиоты! И, как только управитесь, живо бегите на плац! Помните, что последний будет наказан!

«Яснее ясного, кто это будет», – подумал Макрон и повернулся к Сцеволе.

– Славное было винцо, – сказал с сожалением тот, вертя в руках оловянную чашу.

Фляжка была почти пуста, но Макрон без сожаления слил старику весь остаток, сам удовольствовавшись мутной жижей со дна.

– О чем это мы сейчас говорили? – спросил, удовлетворенно чмокнув, Сцевола.

– О выпивке. Ты сказал, что там, куда нас направляют, хорошей выпивки нет.

– Правда? Я так сказал? – Старик поднял брови.

– Беда, если на восток, – вскользь заметил Макрон. – У азиатов точно выпивкой не разживешься. Сами они, как я слышал, дуют перебродившее молоко. Не знаю, правда, как насчет этого в Иудее?

Он испытующе глянул на старика. Тот развел руками:

– Я тоже не знаю, пьют там или не пьют. Хотя везде должны пить. Люди есть люди.

Макрон раздраженно поморщился. Разговорить хитрого старика оказалось трудней, чем склонить к соитию девственницу-весталку. Он, уже практически ни на что не надеясь, решил зайти с другого конца:

– Скажи хотя бы, ты не намерен заказать туники потоньше?

– А с чего бы? – Сцевола поморщился. – Кому, глядя на зиму, нужна эта хрень?

Макрон досчитал в уме до пяти, потом взмолился:

– Послушай, Сцевола. Не говори мне вообще ничего, только шепни название края. А я обещаю, что никому о том не скажу. Ни единой душе. Даю тебе слово.

– Конечно, – улыбнулся Сцевола. – Пока к тебе не подкатятся с фляжкой вина и ты не размякнешь. Нет, парень, как я уже говорил, приказ есть приказ. Легату желательно сохранить до поры место нашего нового назначения в тайне.

– Но почему?

– Скажем, из прихоти. – Старый хрен усмехнулся. – Ну, мы с тобой поболтали, пора и за дело. Веспасиан уже к вечеру хочет отдать реестр интендантам. Мне очень не поздоровится, если я его подведу.

– Что ж, – с горечью произнес, поднимаясь, Макрон. – Как говорится, спасибо на том.

– Не за что, – лучезарно заулыбался Сцевола. – Заглядывай, я всегда тебе рад.

Макрон не ответил и пошел к двери.

– Эй, Макрон, – окликнул старик.

– Что?

– Если все же надумаешь заскочить, не забудь прихватить с собой фляжку такого винца. Оно пришлось мне по вкусу.

Макрон стиснул зубы и, тяжело ступая, вышел из оружейной.

Глава 4

Веспасиан поднялся на подиум в полном парадном облачении генерала. Серебристый нагрудник, шлем и поножи ослепительно сияли в лучах полуденного солнца, красный плюмаж и плащ колыхались на слабом ветру. Стоявшие за его спиной знаменосцы держали жезлы. Один был увенчан золотым римским орлом, второй – барельефным изображением Клавдия. Последнее, по мнению Катона, имело какое-то сходство с любившим одновременно поговорить и поесть императором Рима, но в большей степени льстило ему. Под орлом висел квадрат красной кожи с отливающей золотом надписью «Август».

Новобранцы стояли молча, проникаясь торжественностью момента. Плечи их были расправлены, животы втянуты, подбородки, как и положено, вскинуты. Благоговейный восторг ощущал и Катон, хотя учебные щиты по-прежнему казались ему крышками больших плетеных корзин, а древки копий – палками метел. Легат между тем принес в жертву богам двух петухов и по окончании церемонии омыл руки. Вытерев их шелковой салфеткой, он повернулся к замершему в ожидании строю.