Римский трибун

Как много повидал в жизни его новый друг. Он участвовал в великом восстании патаренов и несколько лет с мечом в руках дрался за вольную общину. О своих братьях по оружию Волкано рассказывал с любовью и гордостью. Ему посчастливилось сражаться под командой прославленного Дольчино. Он хорошо знал и его ближайших помощников Маргариту и Лонгино Катанео. Их плохо вооруженное крестьянское войско не раз громило армии наемников и рыцарей, закованных с головы до ног в броню. Орды крестоносцев, собранные по указу папы, обращались в позорное бегство. Когда наконец объединенным силам папского войска удалось оттеснить общину в дикие, непроходимые горы, они больше года стойко защищались там. Не враги, а жестокий голод победил их.

После падения лагеря повстанцев Вол капо видел казнь Дольчино и Маргариты. Смерть на костре народных вождей навсегда запечатлелась в его сердце. И сейчас этот слабый, седой старик не отказался от борьбы и поддерживал связи с тайными сектами, выступавшими против церкви и синьоров.

С невольным почтением смотрел Кола на изборожденное морщинами, суровое лицо Волкано. Мужество старого патарена, его упорство и преданность делу вызывали уважение. Римский посол со стыдом вспомнил собственное малодушие. Всего несколько дней назад он отчаялся найти выход из своего тяжелого положения и ждал смерти, как избавления. Теперь беды не казались столь непреодолимыми. Дружба с Волкано пробудила в нем жажду жизни.

К тому же новый друг оказался хорошим политиком. Он помог составить искусное послание Клименту VI. После заверений в преданности в нем предлагались проект реформы городского управления и меры, способные укрепить положение папской казны в Риме. Затем следовала скромная просьба о назначении автора письма нотарием городской католической камеры. Поскольку его святейшество был заинтересован в увеличении доходов со своих владений в Римской области, можно было рассчитывать на успех.

Над далекими холмами взошло солнце. Погруженные в густой туман долина и монастырский двор разом осветились. Щедро омытая росой заблестела зелень листьев. Птицы, разбуженные яркими лучами, начали свой концерт.

— Господи, до чего люблю утро! — глядя на оторвавшийся от горизонта раскаленный диск, тихо сказал старик. — После ночной темноты вдруг такой свет.

— И чувствуешь себя бодрей. Все кажется простым, легким, — кивнул Кола. — Хорошо мечтать на заре.

— Я предпочитаю воспоминания, — вздохнул Волкано. — Строить воздушные замки — свойство юности. Мы-то знаем, как тяжело бывает потом, когда они рушатся.

— Говорят, люди не теряют надежды на счастье в любом возрасте?

— Но лишь в зрелые годы они начинают постигать тщетность грез.

— Мечты бывают разные, — задумчиво произнес молодой римлянин. — Есть и такие, что светят во мраке, как звезды. Без них не найдешь верный путь, не создашь ничего великого.

— Разумные мечты приближают к познанию истины, — согласился старец. — Только чаще наш брат предается химерам. Мы охотней рисуем картины, которые льстят нашему тщеславию. Воображение доставляет дешевое удовольствие: оно тешит прихоть и самолюбие, оправдывает леность и порок.

В глубине двора показались монахи, увешанные коробочками с кусочками мощей, четками, пузырьками со слезами божьей матери. Торопясь к открытию церквей, святые отцы направлялись в город.

Волкано хмуро взглянул в сторону доминиканцев и негромко продолжал:

— Иных так захватывает бесовская игра, что они совсем ничего не видят вокруг.

— Ну, длиннополых вряд ли назовешь пустыми мечтателями, — засмеялся Кола. — Любовь к фантазиям не мешает им проявлять деловую хватку. Они не чета алхимикам и давно научились превращать воду в золото.

Вскоре после того, как монастырская братия скрылась из глаз, у ворот обители остановился небольшой возок. Из него вышел прелат в белоснежной мантии. Переговорив о чем-то с подбежавшим послушником, он степенно зашагал к приюту.

— Казначей его святейшества! Неужели ко мне? — с волнением пробормотал Кола.

Увидев римского посла, придворный с улыбкой замахал рукой.

— Кажется, наше письмо дошло до папы. — Волкано подтолкнул приятеля локтем. — Вот и кончились твои беды. Иди, иди — тебя зовут.

* * *

Высокие свечи в тяжелых серебряных канделябрах ярко освещали квадратный зал Иисуса. Расположенный под дворцовой сокровищницей и ризницей, он служил малой гостиной папских апартаментов.

Климент VI ужинал, пригласив на вечернюю трапезу римского посла в знак особой милости после продолжительной опалы.

Молодой римлянин, еще не совсем оправившийся от недавно перенесенной болезни, был бледен. Рассматривая тонкую резьбу, цветные стекла в стрельчатых окнах, фрески, украшавшие стены и потолок зала, он любовался изображенными там картинами.

Климент VI, медлительный человек с бритым лицом, крупным носом и массивной нижней челюстью, вынул из-за отворота мантии небольшой пергаментный свиток.