Римское дело комиссара Сартори

Корона посмотрел на начальника.

— Да. И тогда понятно, почему Машинелли записала номер телефона Коралло. Девушка ждет ребенка. Отец знать об этом не хочет, а может быть, и она сама тоже не хочет ребенка. Кто-то сводит ее с повивальной бабкой, чтобы сделать аборт. Девушка умирает или у нее такие осложнения, от которых она вряд ли останется в живых!.. Что вы на это скажете, доктор?

— Я в этом не убежден. Вы забыли, что Машинелли очень осторожна в своих отношениях с противоположным полом. Разве не вы нашли противо­зачаточные таблетки в ее автомобиле?

У Короны вытянулось лицо от досады.

— Да, вы правы. Но что же тогда?

Этот вопрос повис в воздухе между запотевшими стеклами автомо­биля.

Блондинчик в затруднительном положении

— Когда вы последний раз видели свою подругу?

Сальваторе Дамма, сидевший в неуклюжей позе перед комиссаром, безнадежно махнул рукой.

— Ну сколько можно говорить, комиссар? — вырвалось у него. Голос дрожал и был готов сорваться на рыданья. — В воскресенье, в воскресенье!.. В воскресенье, десятого октября. Точнее, в три с половиной утра уже один­надцатого числа. Я провожал ее. Мы расстались около ее дома, и я ушел.

— Что дала вам Машинелли в тот вечер? Или если не в тот, то в предыдущий вечер?

— Что она могла мне дать? Она дала мне поцелуй, ничего больше.

Сартори обошел вокруг стола и схватил юношу за воротник куртки.

Бригадир Корона, стоящий у двери, приготовился защитить своего началь­ника и земляка в случае необходимости.

— Дамма, перестаньте водить меня за нос! И не пытайтесь шутить со мной. В ту ночь девушка дала вам чек Неаполитанского банка на миллион с половиной, не так ли?

Мертвенно-бледный и дрожащий блондинчик вытаращил глаза. Комис­сар отпустил его и вернулся опять за стол.

— Ну?

— Да, — еле слышно произнес Дамма.

— Когда она дала вам чек?

— Позже, утром одиннадцатого числа. Я ждал ее у выхода из банка.

— В котором часу?

— Около часа дня.

— Почему она дала вам эти деньги?

Дамма задергался на стуле, готовый впасть в конвульсии. Две слезинки прорезали ему скулы, и он поспешил яростно стереть их тыльной стороной ладони.

— Эти деньги предназначались для рекламирования Кати, — наконец решился объяснить он.

— Какое рекламирование?

— По телевидению, как певицы. Катерина — хорошая певица, и Чарли Фонди обещал сделать ей рекламу.

Комиссар и бригадир обменялись взглядами.

— Вы хотите сказать, что передали деньги Чарли Фонди? — продол­жал наступать Сартори.

— Ну, так думает Катерина! — опустил глаза Дамма. — Частично это правда. Я дал Чарли Фонди миллион. Остальное.

— Остальное?

— Я взял себе.

— Большая любовь!.. — прокомментировал комиссар с презрением.

На ресницах блондинчика появились еще слезы, теперь уже бежавшие без стеснения.

— Из-за нее каждый вечер просаживаешь кучу денег, понимаете? — Дамма вдруг выпрямился. — Джин, виски, американские сигареты и все остальное в этом клубе. Она не отдает себе отчета в том, что я простой бухгалтер с тридцатью тысячами в месяц. Привыкла иметь дело с богате­ями, которые каждую ночь оставляют сотни тысяч лир в карманах Джино Саличе. Я весь в долгах и не знаю, как выйти из них, не знаю, не знаю!..

Он склонил голову на угол стола и разразился бурными, судорожными рыданиями. Комиссар поднял глаза и встретил взгляд бригадира. Острая, необъяснимая жалость к блондинчику пронизала его. Он прикурил сигаре­ту, сделал две глубокие затяжки.