Ринама шарахнулась к спасительной двери, но не решилась выйти в реальный мир в фантастически — ненормальном состоянии. Отчаявшаяся женщина бросилась к окну и напоролась обезумевшим взглядом на красного технического палача. Совершив круг почёта по захламлённому двору, багряный монстр на прощание оглушил Ринаму насмешливой сигнализацией и с победоносным видом горделиво удалился от камеры модернизированных пыток. Измученная жертва ультрасовременного палача в изнеможении опустилась на прохладный замызганный пол. Через два часа, которые уложились в одно мгновение, Ринама с трудом встала с нечистого пола и без оглядки покинула «нечистое» помещение. Не сообразив дождаться нужного автобуса, повреждённая женщина отправилась пешком в неближний свет и пришла домой аккурат к вечернему выпуску новостей. Ничтоже сумняшеся, Ринама включила страшный телевизор и приготовилась к борьбе. Внезапно непонятная сила, как щепку, прибила невесомую женщину к зеркальному окну, в котором она увидела отражение изуверской машины пыток. Ударив кулаком по растворённой в воздухе вражьей силе, героиня вырвалась из невидимого окружения и устремилась к телевизионному ящику. Устами свежевыбритого телеведущего он сообщил лично Ринаме, что Верховное Вече, ссылаясь на вещественные доказательства, обвинило президентскую команду в неприкрытой коррупции. «Я же говорила!» — лихорадочно выкрикнула истерзанная женщина и без чувств свалилась на ворсистый ковёр.
О продажности властей говорила не только умопомрачительная женщина — об этом с утра до вечера твердила вся страна. Ицлень со своей командой находился в непосредственной близости от краха. Цепляясь за власть, он до беспредела накалял политическую ситуацию. Превратив Дом правительства в высокопоставленную тюрьму, президент морил Верховное Вече голодом и держал его в кромешной темноте. Водяной народ был в шоке, а его яркая представительница ежедневно падала в обмороки перед «голубым экраном» телевизора. За этим занятием её ненароком застал забежавший за образцами фирменной ткани издёрганный и замотанный супруг. Ворвавшись в спальную комнату, он с размаху наткнулся на распростёртое тело любимой жены. Задыхаясь от ужаса, Жрес прислушался к прерывистому дыханию Ринамы. Вернув к жизни чувствительную супругу посредством лошадиной дозы нашатырного спирта, удачливый бизнесмен перенёс свою бизнесменшу на софу и незамедлительно вызвал «скорую помощь».
«Скорая медицинская помощь» опоздала на целый час. Она оказалась пожилой, жирной и хамоватой. Осмотрев Ринаму, грязно-белая «Скорая помощь» пообещала, что «женщина скоро оклемается», и посоветовала «поменьше смотреть телевизор». На прощание она многозначительно пожелала «крепкого здоровья» и «всего доброго» и попросила «не беспокоить по пустякам».
Оправившись от «пустяков», Ринама нежно погладила заветренную руку возлюбленного супруга.
— Что с тобой, Зайчишка? — озабоченно поинтересовался Жрес.
— Ничего страшного. Просто переживаю за Верховное Вече, — успокоила мужа Ринама.
— Все переживают, но никто не падает в обмороки.
— Скоро перестану. Как только разделаемся с ицленьской бандой.
— Так уж прямо — банда. Примитивный властолюбец, который в борьбе за власть не выбирает средства.
— Как раз выбирает. Самые что ни на есть фашистские.
— Ты о Верховном Вече? Тубсовалах — тоже хорош, действует топорно, как лесоруб.
— Не смей так говорить. Ты сам рубишь с плеча. Что бы ты делал, если бы тебя посадили в тюрьму?
— Слава богу, до этого дело пока не дошло. Но если тебе это интересно — я бы берёг свои нервы.
— А Тубсовалах, по-твоему, не бережёт?
— Боюсь, наделает непоправимых глупостей.
— Для этого он слишком умён.
— Ну, не он — так кто-нибудь другой. Верховное Вече — непомерно большое.
— Ты рассуждаешь, как демократические журналисты. Верховное Вече — наша подлинная демократия.
— Ты прекрасно знаешь, что я — на стороне Тубсовалаха. Только, в отличие от Зайчишки, не падаю в обмороки.
— И не надо. Свалим Ицленя — я тоже перестану.
— Не забывай, что Ицлень умеет бороться за власть.
— Вернее, его друзья — акимерийцы.
— Вот именно. Что им мешает помочь Ицленю ещё раз? Тем более, судя по всему, они поставили на Ицленя в самом начале Переделки.
— Ты меня пугаешь.
— И не думаю. Я беспокоюсь за Верховное Вече. К нему примазываются заинтересованные людишки.
— Ты имеешь в виду национал-экстремистов?
— И их — тоже. Они портят репутацию Тубсовалаха.
— Они не портят, они помогают.
— Но могут испортить всё дело. Я тебя ни понимаю, Зайчишка. Неужели ты заступаешься за экстремистов?
— Это политика, Заяц. Скажи: ты бы очень переживал, если бы Ицленя зарезал уголовник?
— Не очень. А что ты хочешь этим сказать?
— Только то, что против банды Ицленя выступила банда экстремистов.
— Как бы эти банды не разнесли в щепки всю страну.
— Лес рубят — щепки летят. Если страна сейчас не избавится от Ицленя, она постепенно загнётся под его руководством.
— Ну-ну, товарищ политик. Сейчас попробуем проверить наши версии.
— Ты что собираешься делать?
— Включить телевизор и послушать последние известия.
— Не включай!