Ринама Волокоса, или История Государства Лимонного

Что же это был за народ — лимонцы сороковых годов XX столетия? Невиданное и неслыханное сообщество людей, живших в пределах одного государства. В нём больше не было привилегированной, то есть имперской, нации. Между тем в Лимонии насчитывались сотни наций, которые все были равны перед коммунистическим монархом. Лукавый «отец народов», выделяя бывшую имперскую нацию — водяных, сам себя называл «водяным» — правда, с сильным зиргунским акцентом. На деле он благоволил к родной зиргунской нации, к той её части, которая принимала его за великого; окружил себя зиргунами; наводнил ими лимонную столицу, искусство, культуру — вообще всё, что мог наводнить. Впрочем, он старался не только для своего маленького, но гордого народа, а для всех многочисленных народов, населявших необъятную Лимонию.

В новую жизнь разные лимонные народы вступили по-разному: каждый — со своим историческим багажом. У одних этот багаж был цивилизованным, у других — средневековым, а у третьих — пещерным. В новой стране новые люди должны были стать одинаково цивилизованными. В царской Лимонии, которая переводилась, как «страна водяных», водяные были имперцами. Лимонный царь, который сам был водяным, ориентировался на свою нацию; другие нации при лимонном царе жили так же, как жили до него, — царь им не мешал, но и не помогал. Лимония была мягкой империей; нацмены имели право жить, как привыкли: южные народы — в средневековье, а северные — в обнимку с белыми медведями. Самой цивилизованной была, естественно, водяная нация. По замыслу новой власти, которая ориентировалась не на водяных, а на угнетённое человечество, бывшие имперцы обязаны были поделиться с нуждающимися своей цивилизацией, умом, опытом, талантом. Неиссякаемая нация, сильно поредевшая и обедневшая после революций и войн, порастерявшая своё просвещённое и культурное достояние, со счастливой улыбкой легла на социалистический алтарь — под звуки хвалебной линтасской пропаганды и атеистических псалмов. Водяной пролетариат, превратившийся в героический символ революции, готов был потом и кровью доказывать своё высокое предназначение — открыть дорогу в коммунистическое счастье для всего братского лунного пролетариата.

У пролетариата нет национальности, потому что мир делится не на нации, а на пролетариат и буржуазию, которую надо победить. По дороге к победе попадается кто-то ещё, с которым приходится считаться. У этих «лишних» людей, выпавших за рамки коммунистического учения, естественно, нет пролетарской сознательности; их необходимо просветить и, слившись со всем лунным пролетариатом, рвануть в невозможное счастье, прихватив с собой все несознательные, но достойные элементы. Такова лунная миссия водяного пролетарского мессии.

Он всё время мешал ксегену строить тоталитарное государство, никак не хотел понять, что на Луне не может быть двух мессий. Казалось, Линтас смирился со статусом — кво: наследник Нилена строил тоталитарное государство, а ученик Нилена — коммунистическое. Водяной пролетариат всё больше сливался с лимонными рабочими и с лимонными «лишними» людьми; растворялся в них, неся в лимонные массы свои знания, опыт и энтузиазм. В конце концов интригану, фарисею и убийце Линтасу удалось приспособить водяной пролетарский раствор к своему тоталитарному государству. Низвергнутый мессия занял почётное место застрельщика и вперёдсмотрящего, а вместе с ним — вся водяная нация, ядром которой он являлся в ксегенском государстве. Ксегенская Лимония жила не для водяной нации, а за счёт водяной нации, другими словами, страна перестала быть империей.

Не будем жалеть водяных, тем более что бывшая имперская нация ощущала себя не жалкой, а великой и счастливой строительницей коммунизма, пока не раскусила обман. Лучше послушаем демократов с водяной душой, которые нашли другой объект для жалости и защиты. Конечно же, это ейверы — вечно обиженная нация. Логика у демократов всё та же — сногсшибательная: раз Лертиг целенаправленно истреблял ейверов в печах, душегубках и концлагерях, значит, Линтас — такой же фашист. Но ксеген не уничтожал целенаправленно ейверскую нацию. Он запугивал все лимонные народы, чтобы боялись, любили и уважали, чтобы не мешали создавать тоталитарную страну, а, наоборот, помогали. Испытывал ли он ненависть к какой-нибудь нации? Кто его знает? Он прятал глубоко в себе свои чувства, а вот страх постоянно выходил наружу. «Отец народов» погубил столько людей, что ему было, кого и чего бояться. Он царствовал тридцать лет, его патологический страх всё больше граничил с шизофренией; и под конец жизни, пугая всю страну, он сам напугался насмерть. Больной ксеген, следуя своей особенной логике, вместо того, чтобы лечиться, расправлялся с врачами — по сложившейся у него привычке. Случайно или не случайно врачи оказались ейверами? Не исключено, что хитроумный политик решил сыграть на обывательских чувствах лимонцев, которые недолюбливали ейверов, как, впрочем, остальные жители Луны.