Ринг за колючей проволокой

Зеленые снова подняли головы. Они мстили политическим. Борьба внутри лагеря принимала открытые формы. Но бандиты при всем старании не смогли вернуть утерянные позиции. На этот раз политические оказали им решительное сопротивление. Самым страшным местом для зеленых стала больница. Бандиты, вызванные туда, назад не возвращались. Они «неожиданно» умирали. Это обстоятельство не на шутку встревожило зеленых. Они догадались, в чем тут дело, но перед медициной пасовали. Разоблачить врачей они не могли. Наука была той областью, куда с отмычкой не влезешь.

И когда в комнату старосты вошел начальник хирургического отделения, заключенный Гельмут Тиман, Олесс насторожился. Его белесые брови сошлись у переносицы: политические зря не приходят…

Гельмут Тиман, плотный и рослый немец, с крупными чертами лица, прошелся по комнате и остановился против Олесса. Убедившись, что они одни, и недобро оглядев старосту, Гельмут начал разговор тихим, удивительно спокойным голосом, но каждое слово врезалось в уши старосты, и по его широкой спине пробежала неприятная прохлада.

– Я пришел предупредить вас, уважаемый, о том, что вы и ваши сообщники должны прекратить гнусные дела. Помните, что за каждого политического мы отправим в крематорий двух зеленых!

Олесс встал из-за стола. На его лисьем лице появилась сладкая улыбка:

– Неужели мы не сможем договориться? Мы, немцы, – великая нация и меж собой должны жить в дружбе.

– Мы разные немцы, – сухо ответил Гельмут. Староста лагеря не спал всю ночь. Ворочаясь на соломенном тюфяке, бандит думал. Положение зеленых, если говорить языком Олесса, становилось «пестрым».

Решение пришло само собой. Утром Олесс вызвал к себе Трумпфа и Гроельца, своих верных помощников и телохранителей:

– Дела наши принимают неприятный оборот. Политические грозят. За каждого убитого нами обещают крематорий. В их руках, сто чертей, находится больница. А среди наших парней нет ни одного, который смог бы заменить политических медиков. Сегодня вечером надо собрать главарей. Хватит анархии! Отныне будем действовать сообща. Пора обломать политических!

К намеченному часу после вечерней проверки в двенадцатом блоке стали собираться бандиты. Вожаки зеленых приходили в одиночку и небольшими группами, приводили с собой двух-трех дружков – телохранителей. У всех на лицах любезные улыбки, а в карманах ножи. Зеленые враждовали между собой, друг на друга имели «зубы», вели «счеты» и «завязывали узелки».

Бандит Юшт, переступив порог блока, остановился, вытащил из кармана очки и водрузил их на длинный утиный нос.

– Салют Джонни-профессору! – Олесс, широко улыбаясь, поспешил ему навстречу.

Кличку «Джонни-профессора» Юшт заработал тем, что умел избиениями и надругательствами доводить жертву до сумасшествия. Его побаивались и зеленые. Эсэсовцы приходили к нему перенимать «опыт». Джонни сопровождали три мордастых парня. Он сел у окна, широко расставив острые коленки, и посмотрел на собравшихся с чувством полного превосходства.

Ганс-ювелир – «человек без особых внешних примет» – так писали сыщики крупнейших городов Европы об этом специалисте по изъятию драгоценностей – пришел один. Он уселся в углу и мрачно глядел на старосту лагеря, который разговаривал с Трумпфом, почесывая нижнюю часть спины. Ганс ненавидел Олесса. Он помнил, как эти хищные пальцы вытащили у него из нагрудного кармана кольцо с черным бриллиантом. Среди зеленых упорно ходили слухи, что благодаря этому кольцу и доносу на шестьдесят двух политических, Олесс получил должность старосты.

Август Скауц, прозванный Громилой, пришел, блестя глазами и начищенными башмаками. Переступив порог блока, он осклабился:

– Ха, да тут свой народ! Только держи карманы крепче…

Заметив Пауля Фридмана, Громила шагнул к нему:

– Приятно встретить землячков. А ну-ка, Черный Изверг, гони пачку сигарет.

Их сразу же обступили.

– Ребята, наше слово – закон. Сказал – сделал, проиграл – отдай. Заплатить карточный долг – это долг чести!

– Я же не в карты проиграл, – ответил Фридман, – и ты сам видел, что он умер.

– Нет, нет, умер после, – Громила призвал всех присутствующих быть судьями. – Давай в открытую. Мы с тобой поспорили. Так? На пачку сигарет. Дело было в каменоломне. Мы стояли наверху. Ты что сказал?

– Что могу ударом камня прихлопнуть политического, и прихлопнул. Ты сам видел.

– Но не с первого раза. Ты добивал его потом. Выходит проиграл. Гони пачку сигарет.

– От тебя не отвертеться! – Черный Изверг полез в карман и вытащил сигареты. – На и отлепись!

Скауц открыл пачку:

– Закуривай, ребята!

Поляк Була, с кривым боксерским носом и массивной челюстью радостно, как старого друга, приветствовал Жоржа-боксера. Они друг друга знали давно по встречам на профессиональном ринге.

– Ты, видать, тренируешься? – сказал Була, щупая плечи Жоржа.

Жорж засмеялся и хлопнул Була по спине:

– Я видел, как ты разминаешься.

– Разве это разминка? Вшивые политические хуже мешка – не успеешь ударить, он уже падает.