Ринг за колючей проволокой

На самодельном ринге хлопотал судья – политзаключенный француз Шарль Рамсель, один из старожилов Бухенвальда. В молодости он несколько лет боксировал на профессиональных рингах и выступал в качестве судьи.

Первым на ринг вышел Жорж, появление которого зеленые встретили оглушительными аплодисментами. Уголовники его побаивались и уважали за силу. Он был их кумиром. Они утверждали, что Жорж был чемпионом Германии.

Жорж, рисуясь, прошел через весь ринг к своему углу. Он не сел на табуретку, услужливо подставленную секундантом, и, подняв руку, раскланялся перед публикой. Боксер-профессионал оказался в своей стихии. Им нельзя было не любоваться. Широкоплечий, стройный, молодой. Под нежной атласно-белой кожей буграми перекатываются послушные мышцы. Каждая из них таит в себе запас взрывной энергии. Глядя на его холеную тренированную фигуру, тысячи заключенных лишний раз убеждались в том, что Жорж и ему подобные не прогадали, выбрав Бухенвальд вместо Восточного фронта.

Жорж искренне верил в фашистскую теорию сверхлюдей, считал себя чистокровным арийцем, рожденным для повелевания над представителями низшей расы. Он был на хорошем счету у эсэсовцев и добросовестно служил им своими тяжелыми кулаками.

В Бухенвальд он попал почти добровольно, не захотев ехать на фронт Однако в трусости упрекнуть его не мог никто, ибо Жорж не боялся смерти. Причины дезертирства были более глубокие. Спортсмен, как это ни парадоксально, боялся не гибели, а увечия, ранения. И не без основания. Что ожидало после войны однорукого боксера или безногого бегуна? Жорж думал всю ночь и к утру решил, что за колючей проволокой он сумеет сохранить и руки и здоровье. Придя к такому выводу, Жорж, по его выражению, «наломал дров». В одном из нацистских комитетов он набросился на своего руководителя, крупного фашистского спортивного деятеля, и избил его. Но, давая волю кулакам, боксер перестарался. Пострадавший поднял большой шум. Жоржа судили. Вместо ожидаемого легкого наказания, ему «пришили», как он говорил, «политику» и отправили на пожизненное заключение в Бухенвальд. Но, несмотря на такой суровый приговор, Жорж лелеял надежду на амнистию после победы Гитлера в воине.

Жорж появился на ринге в черных шелковых трусах с широким светлым резиновым поясом. Трусы украшала эмблема: черная фашистская свастика, вписанная в белый круг. На ногах Жоржа были белые кожаные боксерки. В этом наряде он выступал на многих знаменитых матчах.

Андрей вышел на ринг, грустно размышляя. Три года назад, до войны, он страстно мечтал попасть в сборную команду боксеров Советского Союза и выступить в международных соревнованиях. Кажется, его мечта сбылась. Но разве о таком международном матче он мечтал?

Появление Бурзенко зеленые встретили холодно. Но задние ряды, где разместились политические, дружно аплодировали, и шум рукоплесканий, нарастая, широкой волной катился к рингу.

У Андрея прежде было не менее красивое и тренированное тело, чем у Жоржа. Он и сейчас широкоплеч и строен, но на могучей груди четко обозначились ряды ребер. Под тонкой загорелой кожей просвечивались косые полосы мышц – сухих, плотных и настолько рельефных, что по ним хоть изучай анатомию человека. Худоба и истощение, казалось, делали Андрея и ниже ростом и слабее. Кто-то из зеленых выкрикнул:

– Жорж, бей осторожней, а то скелет развалится!

– Го-го-го! Ха-ха-ха! – прокатилось над первыми рядами.

Андрей взглянул на своего противника, на массивные кисти его рук, тщательно забинтованные эластичным бинтом и ахнул: «Эх, голова садовая, был в больнице, а бинты попросить забыл… Как же теперь?»

Из задних рядов настойчиво протискивался к рингу Костя Сапрыкин.

На него шумели, цыкали, но он упрямо лез.

– Пропустите, пропустите…

Едва Жорж вышел на ринг, Сапрыкин подметил на его руках бинты. А своему подопечному он их не достал. Костя моментально сбегал в больницу.

Видя, что к рингу все равно не пробраться, Костя протянул банты впереди сидящим:

– Передай русскому боксеру!

Бинты поплыли над головами. Вскоре их вручили секунданту Андре – Гарри Миттильдорпу. Он начал быстро бинтовать кисти рук товарища. Бурзенко с благодарностью кивнул ему головой.

Судья Шарль Рамсель старался соблюсти весь этикет международных соревнований. В центре ринга он расстелил белое полотенце и на него положил две пары боксерских перчаток. Потом подозвал к себе секундантов и, подбросив монету, разыграл право выбора перчаток. Оно досталось секунданту Жоржа. Тот долго ощупывал перчатки, мял их и, наконец, взял одну пару. Вторую подал Гарри.

Рамсель тщательно проверил шнуровку перчаток, следя, чтобы шнурки были завязаны у большого пальца – так требуют правила. Потом обратился к секунданту Жоржа:

– Боксер готов?

– Боксер готов, – ответил секундант.

– Первый раунд! – торжественно объявил Шарль и сразу же раздался удар «гонга», которым служил кусок железа, висевший на одном из кольев. Возле него сидел секундометрист с песочными часами, взятыми из эсэсовской амбулатории.