Ринг за колючей проволокой

Одесский вор Соколов переминался с ноги на ногу рядом с Булой. Не понимая разговора, он кивал головой и улыбался. Его тонкие усики растягивались, а продолговатые глаза становились еще уже. Напарник Булы Поспешиш тупо смотрел на окружающих и молчал. Он привык больше объясняться руками, чем языком.

В смежной комнате шли последние приготовления. Косолапый Пауль и Маленький Шульц разрезали толстый круг домашней колбасы, присланной из Нормандии аббату Эноку, Трумпф в суповой алюминиевой кастрюле разбавлял водою денатурат. Он поминутно снимал пробу, отчего глаза его соловели все больше и больше.

— Объедение! Коньяк… Бьет по мозгам начисто. Раз — и готово!

Косолапый Шульц не выдержал.

— Дай-ка ложечку.

Но попробовать денатурат он не успел. Распахнулась дверь, и кто-то дрогнувшим голосом крикнул:

— Густ идет!

Встреча с лагерфюрером не предвещала ничего хорошего. Трумпф схватил кастрюлю и заметался по комнате. Наконец Олесс втолкнул Трумпфа в туалетную:

— Замри!

И поспешил навстречу лагерфюреру.

Бандиты старались принять непринужденный вид.

Лагерфюрер Густ явился в сопровождении унтер-офицера Фрица Рэя. Сын прусского кулака Фриц Рэй недавно окончил Мюнхенский университет. Он был типичным представителем новых немцев, воспитанных в годы гитлеризма. Рослый, с бычьей шеей и выпученными мутно-серыми глазами унтер-офицер считался грозою Малого лагеря. Среди эсэсовцев он слыл «спортфюрером» и мастером пыток. Никто не мог соперничать с ним в изобретательности по этой части.

Густ, постукивая гибким прозрачным стеком по лакированным крагам, обвел пронизывающим взглядом вытянувшихся зеленых. Заметив поляка Булу и русского Соколова, лагерфюрер молча шагнул к ним и взмахнул стеком. На мизинце сверкнул черный бриллиант. Була и Соколов съежились.

— Вон!

Те шмыгнули к дверям.

— Лагерфюрер будет разговаривать только с немцами — пояснил Рэй.

Через несколько минут в двенадцатом блоке остались одни немецкие уголовники.

— Стул лагерфюреру! — крикнул Олесс. Сев на широкую табуретку, Густ сказал:

— Рейхедойчи — немцы Великой Германии! Вы совершили тяжелые грехи и отбываете заслуженное наказание. Но мы, командование, понимаем ваше печальное положение. Мы идем вам навстречу, желая облегчить вашу участь. Комендант Бухенвальда штандартенфюрер Карл Кох передает вам свое немецкое сочувствие и просит сообщить, что каждый из вас имеет возможность зарабатывать деньги. Вы должны выявлять активных политических и уничтожать их. Комендант Бухенвальда штандартенфюрер Карл Кох обещает за каждого убитого активиста выплачивать по двадцать марок!

— Это мы просто, — воодушевленно прорычал Громила, — только считайте!

— А как платить будете, поштучно или десятками? — спросил Джонни-профессор, прикидывая в уме будущие барыши.

Олесс молча почесал затылок. Он вспомнил слова Гельмута Тимана: «Помните, за каждого политического отправим в крематорий двух зеленых». Тут, кажется, заработаешь на свою шею…

— Спокойно! — Фриц Рэй поднял руку, — лагерфюрер еще не кончил.

— Вам принесут боксерские перчатки, — продолжал Густ, — дело должно делаться без лишнего шума, чисто. Организуйте подобие спортивных состязаний. Докажите превосходство силы и духа высшей арийской расы!

«Вот это, кажется, идея! — Олесс ухватился за мысль лагерфюрера. — Тут уже не подкопаешься. Что ж, держись, политические!»

Глава пятая

Если Большой лагерь Бухенвальда называли адом, то Малый лагерь, расположенный в северной стороне, можно было бы окрестить адом в аду. Этот лагерь считался карантинным. Сюда пригоняли пленников со всех стран Европы. Одних отсюда отправляли в другие лагеря, других оставляли в рабочих командах, третьих — уничтожали. Тысячи узников умирали от голода и болезней.

Андрей попал в шестьдесят второй блок Малого лагеря. Он уже побывал в трех концлагерях, но вид этого барака заставил его содрогнуться.

Четырехэтажные нары были разделены вертикальными стойками на отсеки чуть больше метра в ширину и в высоту. В каждом таком кубике находились пять-шесть человек. Люди лежали плотно прижавшись друг к другу. Громко бредили тифозные, истерически кричали сумасшедшие. В воздухе стоял удушливый запах пота, гниения.

Обезображенные голодом лица. воспаленные глаза. Одни смотрят на пришедших с тупым равнодушием, другие со страхом: «Неужели и этих будут втискивать между нами?»

Новички, осматриваясь, столпились в центре блока.

Андрей услышал, как кто-то позади него сказал по-русски:

— Вот они — салаги!

Бурзенко обернулся. В дверях стояли трое заключенных в полосатой одежде с зелеными значками на куртках. Андрей сразу отметил, что они не были так истощены, как остальные обитатели блока. Андрея поразило, что у одного из них под горбатым носом темнели тонкие холеные усики. Видимо, этот тип имел возможность следить за собой. Стоявший рядом белобрысый верзила что-то тихо сказал своим партнерам, показывая на Андрея, а затем крикнул:

— Эй ты, галоша, плыви сюда!