Ринго Старр

Столь мрачной самооценки могло бы и не быть, следуй Ринго намеченному плану «записать «альбом мира»: ну, вы понимаете— одну вещь в Нэшвилле, парочку в Лондоне, еще две в Перу, и все в таком духе…».Вместо этого по просьбе Перри Ринго и Нильссону пришлось вести в Нэшвилле церемонию награждения «Грэмми», и, пойдя по пути наименьшего сопротивления, они на пять дней сняли Sunset Sound Studioв Лос–Анджелесе, где Старру и так нужно было присутствовать, чтобы встретиться по делу Клейна с Ленноном и Харрисоном. Участие Джона и Джорджа в сессиях Ринго в Лос–Анджелесе стало первой «попыткой воссоединения» группы (вторая произойдет в 1995 году, когда Джордж, Пол и Ринго собрались в студии, чтобы записать «Free as a Bird»).

Некоторые из пяти номеров — включая «Photograph»со струнными и саксофонным соло Бобби Киза, — которые были записаны в первый период, имели характерные гитарные партии, в которых сложно было не узнать самобытный почерк Джорджа. Перри был крайне доволен как результатом, так и самим процессом «с самого первого дня. Мы не могли остановить пленку, иначе, если бы мы включили воспроизведение, они бы устроили джем, который бы на самом деле звучал не как джем, а как новая песня. А это уже в корне отличается от того, что мы играем».Понятие «мы» включало в себя постоянно менявшихся музыкантов, от братьев Ван Итонов до Марка Волана и пианиста Ники Хопкинса, который еще не совсем отошел (как и Старр) от записи «Living in the Material World»Харрисона. И все же из всех имен, упомянутых на обложке пластинки, наибольший успех сулили имена четырех битлов.

Находясь в Лос–Анджелесе, чтобы «продвигать» новый альбом своей жены «Approximately Infinite Universe»,Джон общался со Старром и Перри; все вместе они как–то ездили на съемки «Last Tango in Paris»(«Последнее танго в Париже»). Кроме того, он слушал все записи Ринго, сделанные до последнего времени; великодушный Старр даже предложил Леннону включить в альбом одну из своих песен. Родившаяся из довольно непримечательного мотивчика и пары крепких риффов, «I'm the Greatest»была полуавтобиографическим опусом, в котором упоминалось место рождения Старра, его роль в «величайшем шоу на земле», возраст Ринго и его «детища». Все еще не удовлетворенное желание Леннонов иметь детей бросало тень на их брак, и именно это обстоятельство, возможно, придавало творчеству Джона некоторую «остроту», которой явно не хватало гладенькому, поверхностному альбому Старра, от которого все были просто–таки в восторге.

В «I'm the Greatest»не хватало средних восьми тактов — Джон, Ринго и Перри сидели за роялем и пытались решить эту проблему, когда позвонил Джордж и заявил о своем намерении приехать в студию. Если Джон все еще дулся на Джорджа за то, что тот не разрешил Йоко (и косвенно ему, Джону) участвовать в феерии в пользу Бангладеша, он и Харрисон предпочитали не устраивать скандалов в присутствии их старого барабанщика. «Они были по–настоящему взведены! —неистовствовал Перри. — Из комнаты виры вались потоки какой–то фантастической энергии!! Это была настоящая сенсация!!!»

Впрочем, менее заметные аспекты студийного творчества экс–битла не удостоились такой лавины словесных пароксизмов. Вместе с « The Band»Джордж аккомпанировал Ринго в «Sunshine Life for Me»,которая была сочинена и отложена, когда Харрисон и Донован отдыхали в Ирландии в 1969 году. Второе название этой вещицы — «Sail Away, Raymond»,в нем содержался явный намек на Клейна. В соавторстве с Мэлом Эвансом Джордж также написал «You and Me (Babe)»,которую, несмотря на ее мелодичность и роскошное гитарное соло Харрисона, Ринго поставил в конец альбома и тем самым попрощался со слушателями: в финальном монологе он поблагодарил всех музыкантов — знаменитых и не очень, — принимавших участие в записи пластинки.