Ринго Старр

Кроме регулярных алиментов, которые Ричард Старки–старший высылал матери своего чада, от него не приходило никаких вестей. Возможно, причиной тому стали начавшиеся военные действия, во время которых Министерство транспорта распорядилось уничтожить все дорожные знаки и указатели, чтобы сбить с пути фашистских солдат, а заодно и бывшего главу семейства, чтобы тот навсегда забыл дорогу к своей семье. Через несколько недель после рождения Маленького Ричи небо озарили вспышки сигнальных ракет: на ливерпульские доки в изобилии посыпались бомбы Люфтваффе, и все гражданское население города устремилось в бомбоубежища.

Пустыри, которые возникли в результате бомбежек Ливерпуля, давно уже густо поросли сорной травой, однако Дингл после этого еще долгое время нельзя было узнать, так же как в свое время нельзя было узнать луга Аркадии, после того как в те живописные долины пришли викинги и собрали свой «конклав старейшин». Один из самых убогих районов закопченного города, Дингл представлял собой беспорядочное нагромождение домов, где в грязных задних дворах женщины гладили белье допотопными катками, зловонные сточные канавы были забиты кучами мусора, туалеты стояли прямо на улицах, тут же сшивались стаи бродячих котов, а витрины магазинов в целях безопасности затягивались проволочной сеткой.

Внутри темных кирпичных ниш уныло мерцали тусклые лампочки, покрытые толстым слоем пыли, а от промокших стен при прикосновении отваливалась влажная штукатурка; вместо масла на хлеб намазывали маргарин, над раковинами мрачно нависали шумные газовые колонки из меди: там купали детей и мыли посуду, оставшуюся после воскресного ленча на скатерти из газеты. В то время как отцы семейств мирно храпели в тесных гостиных, дети высыпали на улицы и под мрачным продымленным небом играли в футбол и в классики или орали пронзительными голосами… А впрочем, это была типичная картина, которую можно было увидеть в любых захолустных пригородах к югу от Бирмингема.

— Элси, так я звал свою мать, временами приходилось тяжело, — вспоминал Ринго уже в свою бытность битлом. — Она пыталась меня воспитать, как могла. Мы жили в бедности, но никогда не были нищими. Мне повезло: я был у нее единственным ребенком. Она могла уделять мне много времени.

Внезапный уход мужа только укрепил миссис Старки в ее решимости сделать для сына все, что от нее зависело в этой ситуации. Какие бы проблемы семья ни испытывала с деньгами, его изрядно поношенная одежда была всегда чистой, и перед тем, как Ричи выходил куда–либо из дома, Элси всегда заправляла его рубашку, начищала до блеска ботинки и расчесывала ему волосы. Кроме матери, заботу о Ричи взяла на себя жившая по соседству Мэри Магуайр, которая была всего на четыре года старше его; по словам Ринго, Мэри стала ему ближе, чем родная сестра. Она присматривала за Ричи, пока Элси бегала с одной работы на другую, еле сводя концы с концами (например, она разливала эль «Тетли» за барной стойкой крошечного паба Empress, который находился недалеко от Мэдрин–стрит, 9, и Эдмирал–гроув, 10, куда семье Старки пришлось перебраться в 1944 году из–за высокой арендной платы).

До того, как в Дингле наступила эра реконструкции и туда потянулись толпы иммигрантов, этот окраинный район, как и множество других, был обособленной частью Ливерпуля; сюда стекались люди со всего света, разных рас и национальностей. Выходцы из Вест–Индии занимали улицы Токстета, названные в честь диккенсовских персонажей; паб Nook в Чайнатауне снабжал окрестности превосходным английским пивом; греческий православный собор стоял как раз напротив Ballroom Rialto в центре города, что в двадцати минутах езды на трамвае от токстетских доков. Население района настолько тяготело к смешанным бракам, что «Католический информационный центр» счел своим долгом поместить в газете The Liverpool Echo предупреждение о том, какие опасности таит в себе столь неправедное поведение паствы.

Гордость за свой город связывает ливерпульцев гораздо сильнее, чем, например, жителей Эксетера или Норвича. Будучи центром торговли при королеве Виктории, грязный портовый Ливерпуль был в равной степени и культурным центром Англии: Август Джон преподавал в художественной школе, а Диккенс читал свои лекции в расположенном неподалеку здании института с впечатляющим фасадом, выполненном в греческом стиле.

Как бы то ни было, к середине двадцатого столетия в словосочетании «артист Мерсисайда» крылось явное противоречие; исключение составляли, пожалуй, буффон из мюзик–холла «Крошка с большим сердцем» Артур Эски и местная звезда гавайской гитары Джордж Формби.