Ринго Старр

Ринго с раннего детства питал слабость к кинематографу; в числе его любимых актеров были «Элизабет Тэйлор, Марлон Брандо, Берт Ланкастер и Фред Астер. Они всегда отлично справлялись со своими ролями».

Что же касается музыкальных пристрастий Ричи того периода, то он был большим поклонником Джонни Рэя и его «Prince of Wails»; своим творчеством Рэй предвосхитил экстравагантную, бунтарскую эру рок–н-ролла. Большую часть его сценического репертуара составляли, однако, песни, которые каждый вечер во всю мощь своих глоток орали пьяные посетители бара Empress: «Sonny Boy», «Bye Bye Blackbird», «Sentimental Journey» из репертуара Дорис Дэй, «Night and Day» и разнообразные незамысловатые песенки о розах и звездах, которые, как правило, пелись хором. Позже, так же как это было и у его современников Кэба Кэллоуэя, Джо Стэффорда, Гая Митчелла и «The Platters» (которые однажды включили в гастрольный график своего европейского турне выступление в Liverpool Empire), выход Рэя предваряли жонглеры, гимнасты, клоуны и артисты варьете. И все же в двадцать с небольшим Джонни уже имел колоссальный успех, что было совсем несвойственно для того времени, когда поп–певцы приобретали широкую известность лишь к середине своей жизни.

В противоположность мужественному облику поп–героев из Теннесси, хрупкий, болезненного вида Рэй ну никак не походил на звезду, так же как, скажем, Ричард Старки; но когда он, со своим слуховым аппаратом, выходил на сцену и орал свой собственный номер «The Little White Cloud that Cried» или с откровенным эротизмом исполнял «Such a Night», женская половина зала билась в истерике и весь партер ходил ходуном.

Тем не менее Джонни показался Ричи очень человечным, когда Старки, стоя посреди восторженной толпы под окнами Adelphi, видел, как тот, выглядывая из своего номера, не спеша потягивал кофе.

«Он ходил в шикарные рестораны и махал людям с балконов больших отелей, и я подумал: «Вот это жизнь! Именно то, что мне нужно!» — сказал как–то Ринго.

Прохлаждаясь с дешевой сигаретой во рту под музыку Джонни Рэя или пялясь на Вика Мэтьюра с последнего ряда кинозала, Ричи, прочитай он Ворд–сворта, непременно заключил бы, что «молодость — это потерянный рай» — пускай даже она длится какие–то мгновения…

Тем временем дела семьи Старки пошли в гору — Элси ушла с работы, выйдя замуж (с одобрения сына) за художника и декоратора из Ромфорда, с которым она познакомилась через Магуайров. Женившись на Элси, Хэрри Грэйвз, мягкий человек с твердым характером, попал в окружение, которое не особо отличалось от привычной ему рабочей среды на окраинах Эссекса.

Во время зимних каникул 1953 года Стремянка (так Ричи прозвал отчима) на несколько дней увез жену и приемного сына «за край света» — к родителям в Ромфорд, где упрямый тринадцатилетний Ричи отказался надеть дождевик во время грозы, которая бушевала с поистине вагнеровской мощью. Безобидная простуда вскоре переросла в хронический плеврит, и после очередного обострения в доме на Миртл–стрит во избежание осложнений на легкие было решено отправить Ричи в сельскую местность, где он мог дышать чистым воздухом, — в детскую больницу Heswall в Виррале.

Ричи снова пришлось на время забыть о школе — только в 1955 году он поправился настолько, что мог вернуться домой (где теперь появился маленький черно–белый телевизор). Все, что ему оставалось делать, это вернуться в Dingle Vale, чтобы «забрать документ, подтверждающий то, что я ушел из школы. Это было необходимо для того, чтобы устроиться на работу. А они даже забыли, что я у них когда–то учился».

Еще более унизительным было для Ричи собеседование в бюро трудоустройства молодежи: ему предложили вакансию рассыльного на железной дороге, при условии, что он окончит среднее образование в Риверсайдском техническом колледже. Рассыльный на железной дороге — это, конечно, не машинист, но зато, оставшись на постоянную работу, он мог рассчитывать на то, что лет этак через пятьдесят он выйдет на пенсию начальником станции с золотыми часами.