Ринсвинд, Коэн и волшебники. Книги 1-8

– Я просто слышал имя. Но, кажется, я могу представить, что это за типчик. Патриций Витинари сделал то, что хотел. Он разрушил футбол, но у обломков острые края, если ты меня понимаешь.

– Завтра там будет Стража, – сказал Трев.

– Ба! Ба! Уличный пацан вроде тебя радуется, что завтра где-то будет Стража?

– И много зрителей.

– Да, потому что будет очень весело, – сказал Пепе. – Знаешь, в этом городе люди охотно пойдут смотреть на смертную казнь и поднимут детишек повыше, чтоб было лучше видно. Поэтому я скажу тебе, что я сделаю. Я не стану тебя пугать – меньше всего завтра тебе будет нужен страх. Я дам тебе кое-что получше. В конце концов, ты сын Дэйва Навроде.

– Я не стану играть, – ответил Трев. – Я обещал мамаше.

– Ты обещал мамаше? – переспросил Пепе, даже не пытаясь скрыть презрение. – Думаешь, есть какая-то разница? У тебя в руках звезда, мальчик. Ты будешь играть, поэтому я скажу тебе, что я сделаю. Ты подойдешь к «Шобле» с черного хода – прости, по-гномьи это звучит лучше – примерно в полночь и постучишь ногой в дверь. Можешь прихватить с собой какого-нибудь приятеля, если угодно, но, черт возьми, приходи.

– Почему я должен стучать в дверь ногой? – уточнил Трев.

– Потому что в каждой руке у тебя будет бутылка лучшего бренди. И не благодари, я делаю это не для тебя. Я защищаю свои капиталовложения, и, кстати, твои в том числе. Ступай, мальчик, иначе опоздаешь на тренировку. А я? Да я, блин, долбаный гений!

Трев заметил вокруг еще больше стражников, шагая по городу. Они, конечно, бывали изрядными поганцами, но Сэм Ваймс не держал на службе копов, не умеющих читать улицу.

Стража нервничала.

Люк по кличке Пук жил у матери в подвале, пока та не сдала его семейству гномов, после чего он переселился на чердак, где летом было жарко, а зимой холодно. Люк выживал лишь благодаря тому, что стены были оклеены страницами «Луков и боеприпасов», «Красоток и купальников», «Анекдотов из подворотни», «Марок Стэнли Хаулера», «Еженедельного големского вестника» и «Современного лобзика». И это был только верхний слой. Защищаясь от стихий, Люк заклеивал старыми журналами самые большие щели и дыры в крыше. Насколько Трев знал, Люк никогда не увлекался ни одним хобби из своей более чем странной библиотеки дольше чем на неделю, за исключением разве что печально знаменитого увлечения, связанного с разворотами «Красоток и купальников».

Миссис Люк открыла Треву дверь и указала в сторону лестницы с радушным и гостеприимным видом, с которым обычно встречают непутевых друзей сына.

– Он болен, – заявила она, как будто это ее скорее забавляло, чем тревожило.

И это еще было мягко сказано. Один глаз Люка представлял собой разноцветное месиво, по лицу тянулся синий шрам. Трев заметил это не сразу, поскольку Люк упорно приказывал ему проваливать, но, поскольку ветхая дверь держалась на веревочке, достаточно было нажать плечом.

Трев уставился на парня, который съежился на своей чудовищной постели, как будто ожидая удара. Трев не любил Люка. Никто не любил Люка. Его невозможно было любить. Даже миссис Люк, которая теоретически должна была испытывать хотя бы минимальную привязанность к своему отпрыску, не любила Люка. Он был в высшей степени несимпатичен. Грустно было это признавать, но Люк, пукающий или нет, был прекрасным примером антихаризмы. Пару дней он мог вести себя сносно, но затем какая-нибудь дурацкая фраза, неуместный анекдот или совершенно нелепый поступок портили впечатление. Но Трев терпел его, подозревая, что и сам мог бы стать таким, если бы не был Тревом. Может быть, в каждом парне есть частичка Люка-Пука, думал Трев, но в случае с Люком это была не частичка, а целое.

– Что стряслось? – спросил Трев.

– Ниче.

– Эй, я Трев, я знаю, что такое «ниче». Тебе надо в больницу.

– Все не так страшно, как кажется, – простонал Люк.

Трев взорвался.

– Ты спятил, блин? Тебе ж чуть глаз не вынули!

– Я сам виноват! – возразил Люк. – Я разозлил Энди.

– Да, я понимаю, где тут твоя вина, – сказал Трев.

– Где ты был вчера вечером?

– Ты не поверишь…

– Тут, блин, была настоящая война!

– Я решил провести немного времени в Сто Лате. А здесь были драки, да?

– Все клубы подписались на этот новый футбол, а кое-кому это не нравится.

– Энди? – уточнил Трев и снова посмотрел на свежий сочащийся шрам. Да, похоже, Энди и впрямь был недоволен.

Трудно было сочувствовать такой неприятной личности, как Люк, но нельзя же пинать человека только потому, что у него на душе вытатуирована надпись «Пните меня в зад». Нельзя было обижать Люка. Это все равно что отрывать крылышки мухам.

– И не только Энди, – ответил Люк. – С ним заодно Глупс Аткинсон, Джимми Ложка и Ключ.

– Ключ? – переспросил Трев.

– И мамаша Аткинсон.

– Мамаша Аткинсон?!

– А еще Вилли Пилтдаун, Гарри Шлемобой и братья Колбассы.

– Что? Но мы их ненавидим. Их ненавидит Энди. Они ненавидят Энди. Стоит ступить на их улицу – и домой отправишься в мешке!

– Ну, знаешь, как говорят, – сказал Люк. – Враг моего врага – мой враг.

– По-моему, ты чего-то не понял, – заметил Трев. – Но я въехал, да.