Рёк н' рёлль (Suomirokki) (СИ)

Час до выхода на сцену тянулся бесконечно. Мате даже успел задремать, уж больно расслабляла кудрявая голова, лежащая на его груди. Потом он распевался. Ну как распевался, просто поорал немного, заставив лампу мерцать. А потом они таскали инструменты, вешали свое лого, которое так и норовило упасть.

Потом был дикий мандраж, их трясло, хотя они уже видели публику и выходили на сцену, когда настраивались. Народу было откровенно немного − большинство сидело в баре, дожидаясь хедлайнеров. Но все равно было почему-то страшновато.

Матти долго стоял, не двигаясь, обхватив микрофонную стойку так сильно, что костяшки его пальцев побелели. Собственные руки внезапно напомнили ему птичьи лапы, и от этого ему стало не по себе. Но стоило Мате взглянуть на своего басиста, этого жизнерадостного эльфа, что смотрел на него с радостным ожиданием − Лате верил в него как никто, Лате нисколько не сомневался в их успехе − и всю нервозность как рукой сняло.

− HYVÄÄ ILTAA, OULU! − заорал он. Да так, что даже люди, сидящие в баре, его услышали. Пусть знают, что на сцене новые боги. − Me ollaan Dead Pam Helsingistä!*

Он даже сам не подозревал, что может так классно вопить.

А потом он прижался губами к микрофону и инфернально прошипел:

− That’s what I need! Your cold bloody lips!

Как Вилле Вало, только круче.

И началось шоу.

Они уже не были теми обычными парнями из начинающей группы, что ехали в такую даль и мечтали о горячем кофе. Они преобразились, истинные сущности их вылезли наружу. Вот кто бы мог подумать, что Антти, этот вечно чему-то недовольный и почти всегда молчащий чувак, может рубить такие шикарные соло? Йуусо − просто зверь ударных, он обрушивается на несчастную установку как псих. Их песни звучат куда лучше, чем в записи − ярче, выразительней.

Матти так хорош со своей блестящей каштановой гривой, рассыпавшейся по спине, с огромными синими, как предзакатное небо, глазами. И его голос определенно обращает на себя внимание, и нет, это не просто его фантазии − народ действительно подтягивается к сцене, чтобы послушать их. Он видит, как в зале люди переглядываются и кивают друг другу головами − таково оно, восхищение суровой сдержанной северной публики. Нелегко заставить их визжать и бесноваться. Впрочем, очень скоро настанет и такой день.

А вот кое-кто в зале уже набрался и даже пытается устроить слэм. Матти подбадривает их, забравшись на усилитель и хлопая в ладоши. Спрыгивает оттуда, чуть было не навернувшись со сцены − не страшно, эпичные падения − это рок-н-ролл! Они с Лате синхронно мотают головами, улыбаются друг другу, сходятся, столкнувшись гитарами. Лате, кстати, ведет себя раскованнее всех − он улыбается коварно, как-то плотоядно, но в то же время мило, этакий эльф-вампир. Он мелькает то тут, то там, и постоянно заигрывает с аудиторией.

Это определенно стоило мучений в студии и долгого путешествия в холодной машине.

Но чудо имеет свойство быстро заканчиваться. Счастье − в мгновении, и вот, оно уже промелькнуло. Матти, допев последнюю песню, обессилено падает на колени. А ведь сет у них был совсем небольшим. Ничего, скоро он будет вытягивать и двухчасовые перфомансы.

− Ei pahaa!** − кричит кто-то из зала.

Он устало улыбается, откинув намокшие волосы с лица. Можно было, конечно, выразить свой восторг и более красочными эпитетами, но такова уж она, наша сдержанная северная публика. «Сдержанная, но искренняя», − думает он, пока они все поднимаются, обнимаются, кланяются толпе и уходят, уступая сцену хедлайнерам. Уходят насладиться холодным, нет, ледяным пивом. Неужели каких-то пару часов назад они замерзали? Теперь им жарко, как в сауне.

***

Но когда волна эйфории отступает, когда фестиваль потихоньку сворачивается, приходится спускаться с небес. И думать о более земных вещах. Например, где им спать.

Большинство групп осталось в спа, там же, где фестиваль и проводился. Но отель был забит под завязку, да и не могли они себе пока позволить такого. Было принято стратегическое решение ехать до ближайшего мотеля в пригороде. За руль посадили Антти, как самого трезвого из компании. Но «самого трезвого» не означало «трезвого вообще». И, конечно, никто не вспомнил о необходимости заправиться. К тому же они явно свернули куда-то не туда. И стоило им понять это, как машина встала.

И вот они одни на шоссе, и ни одной машины, как назло. Лишь олени. А мороз все крепчает.

Спустя час они поняли, что отсидеться до утра − это вовсе не вариант. Так их и найдут, примерзшим к сидениям фургона. Поэтому они вылезли из машины и пошли пешком. Но предполагаемый мотель все не показывался. И тогда в коллектив прокралось отчаяние. А потом его верный спутник − безумие.

Матти уже рассуждает о плотоядных оленях, что вскоре растерзают их хладные тела, а Лате спрашивает, будет ли вокалист держать его за руку в его последние минуты. Йуусо шагал молча, стиснув зубы, но казалось, еще немного, и он тоже поедет крышей.