Рип (ЛП)

Бросившись к нему, я врезался в живот и повалил нас на землю. Его кулаки врезались мне в ребра, но я прижал предплечье к его горлу и давил вниз. Он потянулся вверх и сжал руки по бокам моей головы. Я толкнул сильнее, перебив его дыхание. Его пальцы вцепились в мою кожу головы, и с силой, с которой я никогда не сталкивался прежде, он начал опускать мою голову. Я сопротивлялся, сильнее прижимаясь к его горлу. Его лицо покраснело от нехватки воздуха.

Он умрет. Он умрет.

Его руки сжались крепче, и как раз в тот момент, когда у ублюдка перехватило дыхание, он поднял голову и ударил ею по моей. Моя рука соскользнула с его горла, и он перевернул меня на спину, сцепляя мои руки за спиной.

Я боролся, чтобы освободиться. Моя кожа горела от яда в моих венах. Я не мог выдержать ощущение его тепла.

— Сейчас! — крикнул мужчина. — В шею!

Я пытался выкрутиться из его хватки, но не мог.

«Убей… Убей…» — приказывал мой разум. Слова Хозяина заполонили мою голову. Они не остановливаются, слова пронзают мой мозг. Яд, боль, захват. Я, черт возьми, не мог вырваться!

Я услышал шаги рядом с собой, затем внезапно боль пронзила мою шею. Я взревел и протаранил локтем ребра моего похитителя. Я дрался, чтобы освободиться. Откатившись в сторону, я вскочил на ноги, но не мог видеть четко. Моя кожа была слишком горячей и потной. Я попытался отойти, но мои ноги не двигались.

Мужчина, который боролся со мной, поднялся на ноги. Я сморгнул пятно в глазах. Мой взгляд перешел на мужчину. Его лицо было бледным, когда он смотрел на меня. Он произносил слова, раздавал приказы своим людям, но только звук моего собственного дыхания наполнил мои уши.

Я пытался добраться до человека, мой разум велел мне сражаться, убивать, потрошить. Но когда я шагнул вперед, колени подкосились, и я сильно ударился о землю. Руки схватили меня и начали волочить мое мягкое тело по твердой земле.

Я пытался отстраниться, но мышцы не двигались.

Я поднял глаза, мужчина все еще смотрел. Моя кожа покрылась мурашками, мышцы напряглись, и я хотел убивать. Перерезать ему горло, порезать его моим саем.

Я слышал, как открылись двери фургона, и меня оторвали от земли. Глаза начали закрываться, затем внезапно все стало черным… Последнее, что я увидел, был мужчина, смотрящий в небо и глубоко вздыхающий. Я запомнил его лицо, запомнил его потому, что когда я проснусь, его сердце станет первым, что я обязательно остановлю.

Глава 5

Талия

Усадьба Толстых

Вест Хэмптон, Нью-Йорк

Сидя у окна гостиной, я смотрела на темное пасмурное небо. Свет от маяка лениво кружил на ближней дистанции, маня моряков домой. Первый круг, второй, третий. Его гипнотический ритм расслаблял меня, пока я пила кофе.

Илья и Савин, мои личные быки, патрулировали территорию. Мой взгляд улавливал их движения в лунном свете. Оба были одеты в черное и были спокойными, как и ночь.

Я чувствовала себя в безопасности.

Я была здесь всего пару дней и уже ощущала себя спокойно. Пляж, соленый морской воздух, этот дом в колониальном стиле и, самое главное, вдали от клетки Братвы в Бруклине.

Сделав еще один глоток кофе, моя свободная рука подсознательно поднялась к шее, чтобы прикоснуться к ожерелью, которое я всегда носила. Колье моей бабушки, которое она дала мне перед самой своей смертью несколько лет назад. Эта тонкая золотая цепочка принадлежала моему дедушке. Герб семьи Толстых, подаренный ему в детстве. Все Воры В Законе получили их от своих отцов, сказала она мне. Это было заявление чести. Цепь он передал ей, чтобы быть всегда ближе к ее сердцу, когда ушел по делам.

Я провела большим пальцем по кулону и вспомнила женщину, которую считала своим лучшим другом, которая просто «доставала меня». Бабушка была самым отъявленным романтиком в мире. И она любила моего дедушку всем сердцем, которое разбилось в молодом возрасте. Она никогда не забывала его и каждый день зажигала свечу в церкви для него.

Все, что ей досталось от дедушки — это ожерелье. Ожерелье, которое она дала мне, как символ того, что однажды я тоже найду свою настоящую любовь.

Она так сильно хотела этого для меня — любить другого так же безоговорочно, как она любила его.

Я тоже этого отчаянно хотела.

Я услышала, как открылась задняя дверь, откуда Илья и Савин вошли в комнату, подходя к противоположным окнам.

Я закатила глаза.

— Да ладно, никто мне здесь не угрожает, в Хэмптоне... зимой. Это причина, по которой я и приехала сюда. Здесь вокруг никого нет.

Мой отец не обрадовался новости, что я ненадолго покину Бруклин. С новой угрозой от грузин он хотел, чтобы я была рядом, чтобы суметь меня защитить. Но с помощью моей матери, в конце концов, он сдался. Наш компромисс для моего отпуска — наш летний дом в Хэмптоне. Мне повезло. Это было достаточно далеко от дома и достаточно спокойно, чтобы я, наконец, смогла расслабиться.