После их смерти его взяла на воспитание сестра отца — тетя Саша. Уже в возрасте женщина, никогда не бывшая замужем и не имевшая собственных детей, она заменила маленькому Винклеру и отца, и мать, всем истосковавшимся по ласке сердцем полюбив осиротевшего племянника. Даря нерастраченную нежность ему, неожиданно появившемуся смыслу в ее одинокой жизни.
Ей обязательно нужно позвонить. Зная характер тети, Рип понимал, что она уже места себе не находит.
Планета называлась Силен. Единственный город-порт на планете, носивший громкое и гордое имя Пан, поразил Рипа с самого начала. Ему и раньше приходилось бывать в подобных провинциальных городишках, развивающихся вокруг космопорта на забытых планетах.
В места, подобные Пану, стекалось множество всевозможных существ практически (или не практически) со всех концов Галактики. В основной массе эмигранты являли собой опустившихся подонков и просто нечистых на руку существ любых размеров и цвета кожи.
Кто прибыл на Силен в поисках легкой наживы, кто (и таких также было немало), начитавшись книг и насмотревшись боевиков-сериалов, вдохнуть дух приключений, которым якобы веяло от дикой местности (запах смердящего одеяла до сих пор витал у Рипа под носом), а кто и просто скрывался от глаз закона.
Имелись в таких городах и свои достопримечательности. Как, например, полупрогнившие останки некогда разбившегося звездолета, или, скажем, город цивилизации аборигенов, или совсем просто — дерево, под которым имела неосторожность ненадолго присесть какая-либо звезда, или художник, деятель, философ, на худой конец, просто писатель. Эго не важно. Главное, символ золотой телец.
И конечно, кроме достопримечательностей, в Пане проживали и старожилы (чепуха какая-то, если они старожилы, то и так понятно, что проживают). Люди, или не люди, или не совсем, или совсем не люди, просидевшие на этой планете безвылазно десять и более лет. Чести быть причисленным к подобным субъектам мог удостоиться тот, кто либо вконец разорился, так что не хватало денег даже на обратный билет, либо привык и свыкся с мыслью, что придется провести остаток дней на планете.
И в том, и в другом случае подобных типов можно встретить, собравшихся небольшими группами в каком-нибудь дещевом баре или рядом с любым другим облюбованным компанией заведением и серьезно, обстоятельно обсуждающих, будто от них что-то зависело или их кто-то слушал, последние местные новости; горячо вступая в споры и выказывая согласие либо отсутствие оного касательно последнего декрета (указа, приказа, закона) властей; или вспоминающих «славные старые деньки», когда и жить было намного лучше, и девушки были моложе, и за одну кредитку можно было купить много больше табаку и выпивки, нежели крохоборы купцы отпускают сейчас.
Такие типажи водились на любой планете. Возможно, где-то, за десятки или сотни световых лет, у них даже остались семьи, но они умирали здесь. Никому не нужные и всеми забытые.
Рип смотрел на развернувшуюся картину новыми глазами. Вся жизнь его разделилась на две части: до катастрофы и после нее. А вот что произошло в небольшой промежуток между… Совсем маленькое слово и такое же маленькое понятие, но сколько загадок еще в состоянии вместить эти пять букв.
Едва очутившись в Пане, Рип принялся за лихорадочные поиски переговорного пункта. Но, к счастью, селение было не такое большое, и нужное здание с облупившейся краской на фасаде и отвалившимися буквами «Л» и «Г» в огромной вывеске на крыше, отчего вместо привычного еще с «земных» времен цивилизации ТЕЛЕГРАФ читалось нечто тарабарское — ТЕЕРАФ, ему указали почти сразу.
Не останавливаясь на корнях и смысле теерафа, Винклер с нетерпением зашел вовнутрь. Лучше бы он остался на улице, ибо по сравнению с интерьером теерафа его экстерьер выглядел по меньшей мере Букингемским дворцом.
Стараясь не обращать внимания на куски мусора и валявшиеся прямо на полу объедки (неужели на теерафах едят), невольно вдыхая полной грудью аромат цивилизации, который странным образом то накладывался на оставшийся; под носом запах Хаадо, то с победным криком окончательно забивал даже его, не идя ни в какое сравнение с плохо вычиненной шкурой, Винклер огляделся.
Несмотря на вес неудобства, сердце в груди юноши бещено колотилось, напоминая своим гулом хааденские тамтамы. Неужели сейчас, вот, еще чуть-чуть, и все прояснится. Тайна перестанет быть тайной. Дверь откроется, он узнает, что случилось, увидит и успокоит Надю, оправдается перед тетей, отчитает шутника Сэма.
Зеленокожая телефонистка кокетливо подкрашивала и привычно строила четыре разновеликих глаза. Выложив из своего (а своего ли?) бумажника десять кредиток, Винклер заказал, межпланетные переговоры с домом Надежды на Альме.
Тесная кабина с несмазанной дверцей отгородила его от неясной действительности и любопытствующих взглядов зеленокожей. Экран подпространственной связи пока хранил молчание.