Рис

– Еще одна, пап! Только глянь на работничка, столько свинья не осилит.

– Так можно же... – тут же зависла над миской сжимавшая ложку рука. – Раз нельзя, я не буду.

Все прыснули смехом. У Л ун покраснел.

– Ты наелся? – вмешался хозяин. – Наелся, ступай. Рис в лабазе не даром.

– Не слушай ты жадин, – давилась от смеха Чжи Юнь. – Ешь от пуза себе. Есть ли смысл человека вполс ыта кормить?

– А известно тебе, сколько влезет в него? – верещала Ци Юнь. – Это ж буйвол какой-то! Бадью ему дай, с той же прытью умнет.

Тут У Л ун’а лицо из пунцового стало зеленым.

 – Наелся я, хватит, – чуть слышно промямлил он, брякнув о стол вполовину наполненной миской, подн ялся и вышел на внутренний двор.

 Злость под действием съеденной пищи мгновенно сменилась довольством. У Л ун, не спеша ковыряясь в зубах, благодушно поглядывал по сторонам. Солнце скрылось за темною тучей. Нал ился холодным свинцом небосвод. Влажный ветер повеял дыханьем грядущего ливня. Съедая глазами дев ичье белье, что сушилось на длинных шнурах; наполняя грудь запахом риса, струившимся вон из раств оренных настежь амбаров, У Л ун вспоминал свои странствия. Разве не в эти края он стремился из прежнего мрака? Здесь горы зерна, миловидные, в теле девицы; причалы, вокзалы, дороги; шум фабрик и торжищ, скопленье людей и богатства. Вот воплощение грез всех юнцов из селения Кленов и Ив. Всё так близко к тому, что У Л ун понимал под «чертогами Неба».

Глава II

Нет на всей улице Каменщиков другой столь привлекающей взоры девицы, как старшая дочь пожилого владельца Большого Гуся. Дни её чистоты незаметно прошли, словно тихий предутренний дождь. Уже несколько лет – и на улице это известно любому – Чжи Юнь была «диким цветком» [8]на ладони почтенного Лю.

Говорят, с досточтимым Чжи Юнь повстречалась в пятнадцать. В то время хозяин, оставив торговлю заботам еще не почившей жены, проводил дни и ночи в притоне курильщиков опия. День ото дня всё сильнее кляла непутевого мужа хозяйка, но вскоре поток сквернословья иссяк, и мамаша послала Чжи Юнь за отцом. Как назло хлынул дождь, и Чжи Юнь, проклиная папашу, тащилась по слякотной грязи от улицы Каменщиков до проулка Бамбуковых Шляп под бумажным, пропитанным маслом зонтом.

Притон укрывался во чреве общественных бань – в него не попасть, не минуя купальни. Увидев в клубах белоснежного пара раздетых мужчин, Чжи Юнь не решилась войти.

– Пап, ты слышишь меня? Выходи! – во всё горло пищала она.

От купален к дверям потянулись какие-то люди. Чжи Юнь отвернулась:

– А вас-то кто звал? Я здесь папу ищу.

– Он внутри, не услышит, – ответил ей банщик. – Ступай-ка в курильню. Кому тут есть дело до мелкой девчонки?

Чжи Юнь, стиснув зубы, прикрыла руками глаза, во весь дух пронеслась мимо дышащих паром купален, свернула в зияющий темный проход, разглядев, наконец, два висевших у входа в притон фонаря. Лишь теперь на глаза навернулись горючие слезы обиды.

В ноздри ударил причудливый запах. Притон наполнял сизоватый дымок, укрывавший едва различимые лица. Вцепившись в свой зонтик, Чжи Юнь обходила лежанки, пока не нашла – наконец-то! – отца, объяснявшего что-то со льстивой угодливой миной одетому на благородный манер господину. С сигарой во рту средних лет незнакомец сидел на кушетке, лениво листая газету. Длиннющая цепь ниспадала с запястья его и тянулась по полу к ошейнику крупной немецкой овчарки. Забыв от обиды про страх, Чжи Юнь бросилась к ложу отца.

– Хорошо тут устроился! – плача кричала она. – Всей семьею искать измотались.

Пытаясь стащить его с узкой лежанки, Чжи Юнь наступила на цепь. Пес залаял. Чжи Юнь отскочила в испуге. Прикрикнув на пса, господин обернулся к Чжи Юнь и уставился прямо в лицо ей восторженным взглядом.

– Ты попусту здесь не шуми, – опустив трубку с опием, тихо промямлил хозяин. – Вот это достойнейший Лю, поприветствуй его на коленях.

– С чего это мне? – смерив взглядом почтенного Лю, раздражено ввернула Чжи Юнь. – Он у нас государь-император?

– А ты языком-то не больно тряси. По сравненью с почтенным иной государь – голодранец.

Сбитая с толку Чжи Юнь оглядела лицо господина. Но тот и не думал сердиться. В его проницательных узких глазах читалась нежданная мягкость.

– Ежели я поклонюсь, – Чжи Юнь резко тряхнула косичкой: тело ее коченело, лицо наливалось багровым румянцем. – Ежели я поклонюсь, чем тогда господин мне воздаст?

Содрогнувшись, запястье почтенного Лю глухо звякнуло длинной цепочкой.

– Смышленый ребенок, – издав приглушенный смешок, господин оглядел очертанья Чжи Юнь. – И чего же ты хочешь?

Чжи Юнь не смутилась. Она подмигнула отцу и без лишних раздумий сказала в лицо досточтимому:

– Шубу из норки хочу. Господину не жалко?

Чжи Юнь собиралась припасть на колени, но досточтимый, подавшись вперед, крепко сжал ее руку.

– Оставь, – господин перевел свою руку повыше. – Какая-то шуба? Считай, что твоя.

Прикосновение это надолго запомнит Чжи Юнь. Скользнув вниз по спине, его влажная кисть, задержавшись чуть ниже её поясницы, куснула как рот, полный крепких зубов, за упругую девичью плоть и исчезла, оставив болезненное послевкусие.