Рис

– Неправда. Я жертва постыдной болезни. Как мог я предвидеть, что жизнь мою сгубят вонючие шлюхи? – У Л ун, искривившись от боли, мотнул головой. – Ты мне враг? За родителей мстишь?

– За себя. Я не знаю, за что я тебя ненавижу. Но с детства, как только увидел тебя, и до сих самых пор... Не могу объяснить. Ненавижу, и всё. Это ненависть, данная Небом.

– Ты очень похож на меня. Я такой же был в юные годы, – с трудом приподняв онемевшую руку, У Лун прикоснулся к вцепившейся в волосы белой перчатке. – Ты так не тяни, Бао Ю. Я больной, мое тело не терпит страданий.

– Я знаю. И только поэтому я буду мучить тебя.

Бао Юулыбнулся. На пухлых щеках проявились умильные ямочки.

– Здесь применяют различные пытки, – он выпустил волосы, чтоб натянуть поплотнее перчатку. – Есть дыба, есть пытка водой, пытка дымом. А если тебе, как болтают, неведом страх боли, то можно пронзить раскаленною спицей пять пальцев. Когда-нибудь видел шашлык из барашка?

У Л ун’а пытали всю ночь, беспрестанно меняя орудья и вид истязаний. На теле его вскрылись все темно-красные струпья и белые язвы. Кровь с гноем, как капли дождя, окропляли залитый запекшейся кровью других, прежде мучимых жертв скользкий пол. До конца истязаний терзавший его Бао Юне услышал столь чаемых стонов. Быть может, не зря утверждала молва, что У Л ун’у не ведом страх боли. А может, он был слишком немощен, чтобы стонать. Свесив голову, смежив глаза, У Лун будто дремал, погруженный в спокойствие и безмятежность. К рассвету уставший мучитель его, задыхаясь, хватал воздух ртом. Отвязав от скамьи, сбросив тело на каменный пол, Бао Юпровел пальцем под носом У Л ун’а. Он дышит. Полночи немыслимых пыток, а он еще жив. Бао Юи подумать не мог, что У Л ун’а доподлинно «бей не забьешь, сокрушай не сломаешь».

Облитый водой из ведерка У Л ун приоткрыл один глаз, оглядевший лицо Бао Юс неожиданной мягкостью:

– Ты как, закончил? Теперь меня можно отправить домой.

– Я отправлю, когда рассветет.

Проведя кистью в белой перчатке по влажному, в струпьях и язвах лицу, Бао Юне нашел и кусочка целехонькой кожи. Глаза. Один тусклый и мутный, затянутый белою пленкой. В другом, словно в чистой воде родника, отражалось лицо Бао Ю.

– Кто лишил тебя глаза?

– Твой дед. Он был тоже мне враг.

– У него, видно, не было времени, чтоб завершить, – Бао Юподнял с пола железную спицу. – Так я его дело закончу.

Сжав спицу в ладони, он с силой вонзил ее в зрячее око – один раз, другой, третий раз – наконец-то услышав, давно предвкушаемый звук. Нет, не стон. Это был бесконечный пронзительный вой.

Вычищая отхожее место за универмагом, два золотар яобнаружили тело. Сначала они не признали в измазанном спекшейся кровью и свежим дерьмом человеке У Л ун’а, что долгие годы вгонял город в страх. Поразительный ход перемен. А прошло-то всего одно лето. На тачке своей, источающей дух нечистот, очистители выгребных ям подкатили находку к лабазу.

– Случилось чего? – в один голос спросили они у Ци Юнь.

Зажав нос, та безмолвно глазела на мужа.

– Откуда мне знать, – наконец прошептала она. – Ничего я не знаю.

Ци Юнь было бросилась в спальню за чистой одеждой – ей невыносим был густой, омерзительный запах, что шел смердящего тела У Л ун’а – но тот, вдруг очнувшись, схватил ее з аруку:

– Не торопись, – лишь У Л ун двинул ртом, как из правого глаза на щёку его пролил ась струйкой масленой краски густая тягучая кровь. – Про винтовки под кучей зерна... Это ты на меня донесла?

– Никому я тебя не закладывала, – Ци Юнь вырвала руку. – Ты дай, хоть одежду тебе поменяю, а то вид такой, что от страха помрешь.

– Оба глаза мои ныне сгублены вами. А то я бы вмиг разглядел, кто здесь выдал меня.

Его голос был тих и невнятен, но злость, прозорл ивая злость, как и в прежние дни, осеняла чело.

– Я одною ногой в домовине, – У Л ун горько хмыкнул. – Зачем притворяться? Нет смысла бояться меня.

– Никогда я тебя не боялась. Чего на других-то роптать? Ныне жнешь, что посеял.

Сонм мух, налетевших откуда-то с улицы, с мерзким жужжаньем кружился над телом У Л ун’а. Две мухи, усевшись на н оги, уже пировали, воткнув хоботки в белый гной свежих язв. Не успела Ци Юнь отогнать наглых тварей, как новые мухи уже облепили гниющую плоть. Бесполезно. Ци Юнь, сложив веер, брезгливо смотрела на бедра У Л ун’а, покрытые полчищем мух, на торчащую из-под пропитанных кровью, изорванных в клочья трусов в красных струпьях елду, на изъеденный язвами пах... Ей припомнилась частая, без вожделенья и страсти ночная возня первых лет после брака. Ци Юнь чуть не вырвало. Как получилось, что в связке единой прож или они вплоть до нынешних дней? Только черт разберет.

Пока м уж снова был без сознанья, Ци Юнь поднял аото сна сыновей:

– Бао Ю, чтоб он сдох, отца вашего, нелюдь такой, изувечил. Несите быстрее в купальню. Обмою, иначе не примет его Преисподней Владыка.

Ми Ш эн и Чай Ш эн опустили У Л ун’а в лохань, еще полную уксусом после ночного купанья. Ми Ш эн, сморщив нос, стащил майку с отца. Чай Шэн бросил на землю, разрезав портновскими ножницами, смрадный ком окровавленных драных трусов.