Ришелье

И рядом с такой откровенностью — сколько абстракции, ханжества, двусмысленностей! Как мог кардинал сорок шесть раз ссылаться на осторожность как политическую добродетель, когда объявление войны Испании в 1635 году является верхом неосторожности? («Кардинал был бы без промедления, — пишет Вольтер, — погублен этой войной, которую он развязал»). Как он может восхвалять волю, мудрость и здравый смысл и защищать силу — их очевидного врага? Как он может в большой главе о войне и мире — он, самый воинственный из прелатов, — писать столько банальностей таким казенным языком, как если бы он помимо моральных (и религиозных) резонов являлся провозвестником наших современных политических приличий? Он уверен, что следует избегать войны; он заявляет об этом совершенно серьезно. Он говорит, что недостаточно настаивать на мире, следует настаивать на честном мире; это он тоже говорит совершенно серьезно. Он, похоже, открывает прописную истину: путем к миру являются переговоры!

Автор «Завещания», будучи человеком ловким, много говорит о разуме, — как считается, под влиянием томизма, — много о государстве (первым служителем которого является король независимо от его имени), но редко — всего три раза-о государственных интересах. Он знает, что это выражение неоднократно уже принимало уничижительное значение, уподобляемое мнимому недоброкачественному макиавеллизму, часто чуждому самому Макиавелли.

На разум и здравый смысл можно свалить все. Он оправдывает замыслы, планы и действия. Но разум, превозносимый кардиналом, не является будущим рационализмом эпохи Просвещения; это даже не разум Декарта — это Божий дар (равно как и вера), даруемый для процветания государства, управления им, установления в нем субординации; упрочения реформ, утверждения гармоничного согласия между королем и его советником; ослабления галликанства, предпочтения мира войне. Словом, служение государству необходимо во имя самого Господа.

Видно, насколько все эти идеи или эти формулировки парадоксальны и двусмысленны. Сегодня модно восторгаться скрытым в «Завещании» теологическим смыслом. Некоторые более светские авторы превращают «Политическое завещание» в шедевр приобщения к великим истинам. Мы же можем извлечь из него истины попроще. Следует уменьшить притязания гугенотов, которые «делят государство» с королем; грандов, забывших о своем подчинении государю; губернаторов провинций, правящих, «словно они являются в своих провинциях правителями». Более тонкой представляется защита внешней политики, менее убедительной — ее воплощение. Заявив (часть II, раздел 1, глава 1), что «первая основа процветания государства — основание царства Божьего» (задача амбициозная), — как заставить понять необходимость объединиться с протестантами Европы против двух ветвей католического Австрийского дома? Однако столь немыслимая затея вполне по плечу кардиналу, с 1635 года противостоящему новым критикам из «партии святош» и с этого же времени поддерживаемому Ренодо, «Ля Газетт», отцом Жозефом, его «воспитанниками», его кабинетом, его преданными памфлетистами. Ему достаточно вставить между двумя понятиями несколько общеизвестных истин, способных передать этапы логического рассуждения: «Разум должен быть правилом и управлением государством» (было бы неразумным, объединившись с Габсбургами, позволить поглотить или задушить себя державе, так давно нам противостоящей). «Государственные интересы должны быть единственной точкой отсчета для тех, кто управляет государством». «Предвидение является необходимым для управления государством». «Бесконечные переговоры немало способствуют хорошему ведению дел» (но они не могут отсрочить или даже сократить растущую опасность, которую представляют Испания и империя). Поскольку «государь должен быть силен силой своих границ», следует не только ослаблять тиски Габсбургов, но раскрыть двери за пределами современных границ. Это значит содержать мощную армию и сделать так, чтобы король «был силен на море». Вот оправдание войны с Мадридом и Веной. Нет практически никаких комментариев по поводу вступления в конфликт, а требование государственных интересов, похоже, применяется лишь к делам внутренним. Это великое искусство.

О государственных интересах кардинал мог бы сказать: «Думайте об этом всегда, никогда об этом не говоря». Невозможно было бы найти лучшего места и времени для представления знаменитого «Политического завещания», толкование которого никогда не прекратится. Подготовленное четырьмя произведениями друзей или союзников — «Правителем» Бальзака, «Государственным советником» Филиппа де Бетюна, «Государственным министром» Жана де Силона и трактатом «О суверенитете короля» Кардена Ле Бре, вышедшими в 1631 и 1632 годах, — «Политическое завещание», как произведение об «искусстве идеального правления» и как произведение, посвященное внутренним проблемам государства, представляет, похоже, самое умелое и лицемерное оправдание прагматичной и фактически циничной политики, которую взяло на себя христианство или то, что от него осталось.