Ришелье

Итак, занимая положение между Францией и Германией, де Буйон не имел ни смелости, ни желания порвать ни с той, ни с другой стороной. Будучи признанным главой французских протестантов и, следовательно, находясь в оппозиции к королевской власти, он ни разу не дал повода обвинить его в действиях против французской короны. С другой стороны, с ним постоянно советовались другие гугенотские князья, многим из них он помогал деньгами. Но он всегда старался быть в стороне от схватки, преследуя свою собственную цель.

В чем она состояла?

У меня нет ни малейшего сомнения, что он желал возродить древнюю Бургундию, государство, занимавшее долину Рейна и окрестности.

Но он ни разу не высказал такого пожелания, так что мое предположение может показаться взятым с потолка. Однако необходимость создания такого государства очевидна. Оно могло бы ослабить вражду между Францией и Германией, и даже сегодня его существование имело бы смысл.

Я убежден, что это была сокровенная мечта умного, скрытного, постоянно думающего о своей выгоде и очень красноречивого человека. Как жаль, что его имя почти не запечатлелось на страницах истории. Между прочим, известный полководец Тюренн был его младшим сыном.

Анри де Роан был второй по значению фигурой среди протестантских вождей. Вместе со своим братом Субизом он пролил свою кровь, как говорили гугеноты, под Ла-Рошелью. Он происходил из древнего бретанского рода. Даже в конце средневековья герцоги де Роан были лишь номинальными вассалами французской короны, фактически же оставались независимыми. Анри де Роан получил титул герцога Бретани от Генриха IV незадолго до его смерти. Людовик XIII относился к нему с уважением.

Но своим высоким положением он был обязан не своему древнему бретанскому роду, а своей матери, происходившей из семьи Партене, жившей в Пуату, где, кстати, жила и семья кардинала Ришелье. Род Партене был ветвью древнего великого рода, представители которого принимают участие в мятежах баронов против английского короля Иоанна Безземельного, а затем в занявшем несколько веков конфликте английской и французской короны, начавшемся в эпоху первых крестовых походов и закончившемся битвой при Форминьи (1450).

Как и многие женщины-гугенотки, мать Анри и Субиза была железной женщиной. Находясь в осажденной Ла-Рошели — ее сыновья руководили обороной крепости, — она ела крыс вместе со всеми осажденными, но требовала сражаться до последнего солдата и не сдаваться войску короля и кардинала. Простые гугеноты на юге и западе Франции ставили Анри де Роана выше других протестантских князей. В его рыжей голове было не слишком много мыслей, зато он был бравый вояка, которого никто не мог обвинить в двурушничестве. В те времена это была большая редкость; каждый тогда думал о своей выгоде, и переходы полководцев от одной воюющей стороны к другой были самым распространенным явлением. Он был женат на дочери Сюлли, которая была гораздо моложе его. Говорят, она наставляла ему рога при каждом удобном случае.

Буржуазия, ремесленники, консистория, пасторы и прихожане, не очень-то доверявшие другим гугенотским вождям, были всецело ему преданы. Именно поэтому Ришелье вынужден был считаться с ним: если бы во Франции опять началась религиозная война, Анри де Роан играл бы в ней видную роль.

После того как мы рассказали об окружении кардинала, начав с короля и кончив Анри де Роаном, вернемся ненадолго к Ришелье. Вероятно, он иногда уставал следить за кознями врагов, подкупать одних, преследовать других, и тогда в его душе появлялось горькое чувство одиночества. Ни одной души вокруг, к которой он испытывал бы теплое чувство, кроме племянницы, выданной им замуж за герцога де Эгийона, да еще одного человека.

Одиночество было той дорогой ценой, которую ему пришлось заплатить за восхождение на вершину власти; благодаря этому для него стало возможным диктовать свою волю всем, кто находился внизу. Но на этой вершине было холодно и одиноко, потому что политические и государственные интересы чужды каждому горячему человеческому сердцу. Он один стоял на вершине, и рядом с ним не было никого.