Ришелье

По возвращении Ришелье в его резиденцию, Малый Люксембург, кардинал де ла Валетт посоветовал ему не исчезать с глаз королевы. В противном случае, сказал он, Людовик вскоре забудет о нем и подпадет под влияние врагов. Предостережение оказалось излишним, так как король вызвал Ришелье к себе в Версаль. Это было несколько необычно, ибо Версаль по тем временам был всего лишь скромным деревенским домом, где король подчас искал спасения от государственных дел — заседания совета никогда там не проводились. Приехав туда вечером того же дня, Ришелье пал к ногам Людовика и поблагодарил его, назвав «лучшим из всех государей». Со своей стороны, король назвал кардинала «самым законопослушным и преданным слугой в мире». Он осудил как низкую интригу отношение к нему матери и пообещал защитить кардинала от происков врагов. Предоставив ему комнату в своем доме, Людовик отпустил придворных и оставался с кардиналом один на один в течение четырех часов. Суть их разговора известна, так как Ришелье сообщил о нем двум своим приближенным. Он вновь заявил о намерении уйти в отставку, но король даже не стал слушать. «Я категорически Вам повелеваю, — сказал он, — остаться и продолжить управлять моими делами; это мое окончательное решение». В тот же вечер, но чуть позже, Людовик председательствовал на заседании совета. Всем бросилось в глаза отсутствие Марильяка, которому в отличие от его коллег было приказано приехать в Глатиньи — деревню неподалеку от Версаля. Догадавшись, что это означает, он сжег свои бумаги той же ночью. На заседании совета Людовик объявил об отставке Марильяка и о передаче должности хранителя печати господину де Шатонефу, одному из близких Ришелье лиц. Вскоре после этого Марильяк был арестован и отправлен в тюрьму в Кан. Позже его перевели в тюрьму Шатодена, где он и умер в 1632 году. Тем временем в Италию был отправлен приказ об аресте его брата, маршала де Марильяка, которого в конце концов отдали под суд и казнили.

Людовик XIII, чья твердая позиция в этом деле существенно меняет портрет, нарисованный современными мемуаристами, сообщил матери о принятых в Версале решениях. Она не верила своим ушам и, вероятно, отправилась бы немедля в Версаль, но ее отговорили. Радостная атмосфера в ее окружении сменилась отчаянием, и скоро она была покинута теми, кто всего лишь днем раньше восторженно поздравлял ее.

Триумф Ришелье теперь воспринимают как победу добрых французов (bons Francais) над испанцами, которых обвиняли в подготовке государственного переворота. Но это был не конец. Важнейшим вопросом, все еще заботившим его, было — согласится ли Мария его принять? А если нет, сможет ли он продолжать служить королю? Людовик еще не оставил надежды помирить их и в декабре ему это почти удалось сделать, заручившись помощью папского нунция Баньи. Мария согласилась встретиться с Ришелье на заседании совета, но отказалась передать ему управление своим домом. Вскоре произошло событие, которое предопределило судьбу королевы-матери. Ее сын Гастон, как всегда, держал нос по ветру. Отпраздновав вместе с матерью в Люксембурге победу над кардиналом, он уже 6 декабря уверял Ришелье в своей дружбе и покровительстве. Однако сам Monsieur был игрушкой в руках двух своих придворных Пюилорана и ле Куаньо. Они же были крайне раздосадованы решением Королевского совета, исходившего от Ришелье, отложить выполнение обещаний относительно их самих. Обвинив Ришелье в нарушении своих обязательств, принц заявил, что считает себя свободным от клятвы, данной им 6 декабря.

В то время как Ришелье пытался оправдаться, Гастон грубо прервал разговор, заявив, что сумеет защитить себя, если подвергнется оскорблению. Затем выехал из Парижа в Орлеан. Вскоре двор перебрался в Компьен, где на заседании совета начали обсуждение нового кризиса. Выступая последним, Ришелье рассмотрел четыре возможных варианта решения. Он откровенно высказывался в пользу первого решения, предусматривавшего его собственную отставку, в то время как коллеги по министерству высказались за четвертый вариант решения — высылку королевы-матери, которая способствовала разгулу оппозиции. Король поступил в соответствии с этим решением. Он посадил Марию под домашний арест и приказал выслать ее в Мулен. Несколько приближенных из дома королевы также были либо высланы, либо брошены в тюрьму. 23 февраля король покинул Компьен, даже не заглянув на прощанье к своей матери. Больше ее он уже не видел.