Но конюх и не подумал успокоиться. Хорошие конюхи принимают очень близко к сердцу, если обнаруживается, что они упустили какую-нибудь мелочь, снаряжая свою лошадь. А конюх Гобелена был именно таким, какого заслуживало это прекрасное животное. Бинни, в который раз подумал я, был зоной тотального бедствия в одном лице, он нес гибель самому себе и всему окружающему.
– Равняйтесь, – прокричал стартер, положив руку на рычаг. – Мы задержались на пять минут.
Спустя две секунды Гобелен изо всех сил попытался наверстать упущенное, безудержно рванув с места, но благодаря одному-двум столь же горячим соперникам я благополучно удержал его в середине, и на этой позиции мы оставались весь первый круг. Темп скачки не шел ни в какое сравнение с бешеной скоростью в розыгрыше Золотого кубка, и у меня было время позаботиться о более обыденных вещах: например, как лучше подойти к препятствию и одновременно не сойти с дистанции, что являлось дополнительной проблемой в Кемптоне, где фланговые крылья на подъезде к препятствиям меньше и ниже, чем на других ипподромах, и имеют свойство подавать ненадежным лошадям глупые мысли.
На втором круге моя физическая несостоятельность подло и недвусмысленно заявила о себе, и, честно говоря, последнюю милю наездник Гобелена мало помогал лошади, он только мешком сидел в седле, и больше ничего. Однако Гобелен был воистину великим артистом. Похоже, после шумных оваций и ликования в паддоке для расседлывания победителей в Челтенхеме, он, как и многие чемпионы, которых чествовали от души, проникся сознанием своего звездного статуса. Взыгравшая в нем непомерная гордыня помогла нам чисто и безошибочно взять три последних барьера и выйти на прямую, и его собственная воля к победе заставляла тянуть шею и удлинять шаг на последнем отрезке перед финишем. Гобелен выиграл скачку, опередив остальных участников на четыре корпуса, и это полностью была его заслуга, а не моя.
Мойра, обливаясь слезами, поцеловала своего скакуна, расцеловала меня, а также всех без разбора, кто оказался в пределах досягаемости ее поцелуев. Миссис Лонгерман выражала свою радость непосредственно, без стеснения, но рядом с ней не было человека, более всех достойного разделить эту радость, – тренера лошади. Бинни Томкинса вообще нигде не было видно.
– Шампанское! – громко крикнула мне Мойра. – В баре для владельцев и тренеров.
Я кивнул, онемев от волнения и дружеских хлопков по плечу, и протолкался с седлом в руках через толпу, чтобы взвеситься. Невероятно, ошеломленно думал я, потрясающе. Я выиграл еще одно крупное соревнование. Я никогда не надеялся на такую удачу. И хотя я понимал, как мало помог делу, даже это не могло умерить моего бурного ликования. Я никогда не найду в себе сил оставить скачки, думал я. И в пятьдесят лет я все так же буду сломя голову носиться по кругу в дождь и слякоть в погоне за волшебной мечтой.
Наркомания – это не только уколы в вену.
В баре Мойра щедро раздавала шампанское и сияющие улыбки и прочно взяла Джосси на буксир.
– Ро, дорогой, – обратилась ко мне Мойра, – вы нигде не видели Бинни?
– Нет, не видел.
– Не странно ли, что уздечка порвалась так не вовремя? – Она с обманчивым простодушием посмотрела мне в глаза. – Видите ли, я разговаривала с конюхом.
– Подобные вещи случаются, – сказал я.
– Вы хотите сказать, никто ничего не сможет доказать?
– Примерно так.
– Но неужели вы ни капельки не сердитесь?
Я расплылся в улыбке, сияя от счастья.
– Мы выиграли скачку. Какая теперь разница?
Она покачала головой.
– Это подлая выходка.
Отчаяние порой толкает на чудовищные поступки и затмевает разум тех, кто их совершает: люди не понимают, что творят. Они способны на многое.
Например, обрезать повод. Или похитить врага. Или принести любую жертву, только бы предотвратить катастрофу. Я отогнал мрачные мысли и выпил за победу.
Джосси тоже попыталась атаковать меня, когда чуть позже мы неторопливо шли автомобильной стоянке.
– Мойра права? – потребовала она ответа. – Это все Бинни подстроил, чтобы вы проиграли?
– Скорее всего.
– Она считает, вы обязаны сообщить распорядителям.
– В этом нем необходимости.
– Но почему?
– Он запрограммирован на самоуничтожение до конца сезона.
– Вы подразумеваете самоубийство?
– Вы поняли слишком буквально. Он вылетит в трубу с оглушительным треском, спустив все букмекерам до последнего пенса.
– Вы пьяны.
Я покачал головой, улыбаясь.
– Витаю в облаках от счастья. Это совершенно другое дело. Не хотите составить мне компанию?
– Одно дуновение ветра, и вас унесет.
Глава 15
Джосси отправилась в Лондон, к друзьям на вечеринку или куда-то еще, а я, памятуя о прежних неожиданных изменениях маршрута после скачек, с оглядкой доехал по шоссе до ближайшего телефона-автомата. И убедился, что никто меня не преследовал.
Хилари Маргарет Пинлок ответила на двадцатый звонок, когда я почти уже потерял надежду, и сообщила, что вернулась домой секунду назад. Она ходила играть в теннис.
– Ты занята вечером? – спросил я.
– Ничего важного.
– Можно мне приехать в гости?
– Да. – Она поколебалась мгновение. – Что ты хочешь? Ужин? Постель?