Риск

– Ты ведь понимаешь, что ничего страшного не случится, если ты скажешь что-нибудь хорошее про Гарвард? – говорю я ему. – Пусть ты на дух не переносишь их тренера, но это не значит, что вся команда такая же ужасная.

– Некоторые игроки очень хороши, – признает отец. – А некоторые, хоть и хороши, но предпочитают играть грязно.

– Как Брукс Уэстон.

Папа снова кивает.

– Этот парень играет крайне грубо, и Педерсен поддерживает его. – Он произносит фамилию Педерсена ядовитым тоном.

– Каким игроком он был? – с любопытством спрашиваю я. – Ну, Педерсен.

Папино лицо вытягивается, и его широкоплечая фигура мигом напрягается.

– Что ты имеешь в виду?

– Ты же играл с ним в Йеле. Вы были товарищами по команде на протяжении как минимум пары сезонов, верно?

– Верно, – сдержанно отвечает отец.

– Так и каким игроком он был? – повторяю я свой вопрос. – Агрессивным нападающим? Применял много грубых силовых приемов? Играл грязно?

– Грязно, как сама грязь. Я никогда не понимал его стиль игры.

– И теперь ты отрицательно относишься и к его тренерской работе.

– Да. – Папа делает глоток кофе и смотрит на меня поверх чашки. – Хочешь сказать, ты относишься положительно?

Я обдумываю свой ответ.

– И да, и нет. В том смысле, что есть грязный стиль игры, а есть грубый стиль игры. Многие тренеры поощряют своих подопечных играть грубо, – замечаю я.

– И это тоже неправильно. Слишком много насилия.

Я не могу удержаться, чтобы не рассмеяться.

– Но ведь хоккей – один из самых жестоких видов спорта! Парни катаются по льду с острыми лезвиями на ногах и с огромными клюшками в руках. Они то и дело врезаются в борт площадки, падают, им в лицо попадает шайба…

– Вот именно! В этом спорте и без того хватает насилия, – соглашается папа. – Так зачем еще больше? Играй чисто, играй достойно. – Его челюсти крепко сжимаются. – Но Дэрил Педерсен ничего не знает ни о чистой игре, ни о достоинстве.

Отец по-своему прав. Думаю, что так или иначе я не смогу выяснить, насколько неблагородно ведет себя Педерсен. В этом сезоне я видела всего пару матчей с участием Гарварда, так что мне трудно судить, насколько грязно играют его парни.

Зато я знаю, как целуется Джейк. Это считается?

– Чем сегодня займешься? – меняя тему, спрашивает папа.

– Мне нужно закончить статью для курса по производству новостей, но, наверно, этим я займусь позже. А сейчас мне пора к Саммер.

– В субботу утром?

– Да, она хочет, чтобы я помогла ей разобрать вещи в шкафу.

– Я не понимаю женщин.

– Да уж, мы чертовски своеобразные. С этим не поспоришь.

– Я кое-что слышал про эту твою Саммер, – добавляет отец, и на его лице появляется фирменное хмурое выражение.

Я тоже хмурюсь.

– Она моя хорошая подруга.

– Ее брат говорил, что она сумасшедшая.

– Ну, да, есть такое, не буду отрицать. Она немного странная, излишне эмоциональная, но забавная. Тебе лучше не верить всему, что говорит Дин.

– Он сказал, она сожгла свой колледж.

Я ухмыляюсь ему.

– Учитывая, что университет Брауна по-прежнему на своем месте, думаю, можно предположить, что Дин преувеличил.

Я соскальзываю с табурета.

– Мне пора одеваться. Еще увидимся!

* * *

Час спустя я лежу на кровати Саммер, скролля ленту в телефоне. Надо сказать, я очень быстро утомилась наблюдать за тем, как подруга примеряет каждую вещь из своего шкафа и красуется в ней передо мной.

– Би! – возмущенно кричит она мне. – Не отвлекайся!

Я откладываю телефон и сажусь.

– Может, хватит? Это какой-то дурдом! Ты только что перемерила четыре белых кашемировых свитера. Они совершенно одинаковые. И выглядят абсолютно новыми!

Саммер начинает читать мне лекцию о том, чем «Прада» отличается от «Гуччи», а «Гуччи» от «Шанель», но я останавливаю ее, потому что, клянусь богом, если она скажет еще хоть одно слово про «Шанель», я не выдержу. Эта девица просто одержима модой и, если ее не притормозить, будет говорить об этом часами.

– Я все понимаю, это дизайнерские свитера. Но смысл генеральной уборки в том, чтобы избавляться от вещей, а ты пока так ничего и не выбросила.

Я тычу пальцем в маленькую стопочку одежды у кровати, которую Саммер собирается отдать в дар и которая состоит из двух футболок, пары джинсов и одного кардигана.

– Мне тяжело расставаться с вещами, – обиженно заявляет подруга, перебрасывая волосы через плечо.

– У тебя есть целая гардеробная в Гринвиче! И еще одна на Манхеттене!

– Есть, ну и что?

– Да то, что никому не нужно столько одежды, Саммер! Я обхожусь небольшим количеством вещей, которые постоянно чередую.

– Ты носишь только черное, – парирует она. – Конечно, легко сочетать одежду, когда вся она черная. Ты не запариваешься по поводу моды: надела черную рубашку, черные штаны и черные туфли, накрасила губы красной помадой, и все! Ты готова! А вот мне черный не идет. В нем я похожа на поклонницу БДСМ. Мне нужны цвета, Бренна! Вся моя жизнь пестрит красками! Я яркая личность…

– Ты сумасшедшая, – перебиваю я ее.

– Я не сумасшедшая.

– Нет, сумасшедшая, – соглашается со мной бойфренд Саммер, входя в комнату.