Я открываю папку с файлами и раскладываю их. Далее я показываю ей фотографии на своем телефоне.
― Ты верно отметила, что он оставил своих жертв истекать кровью, вместо того, чтобы убить сразу. Это действительно важно для профиля. Мне интересны твои дальнейшие соображения.
― Я не хочу доставлять тебе неприятности, Логан. Тебе не следует делиться со мной подобным, ― говорит она, хмурясь.
― Прямо сейчас, они бы ничего со мной не сделали, если бы узнали, что я делюсь подробностями дела со своей девушкой. Я задира. Просто прочитай это и озвучь мне свои мысли.
Почему-то на ее губах появляется улыбка. Она заправляет волосы за ухо и наклоняет голову, прежде чем начинает читать файлы.
― Это беспокоит тебя? ― размышляю я, вспоминая, как она говорила, что от таких вещей у нее болит живот.
― Ты назвал меня своей девушкой, ― тихо произносит Лана.
Моя улыбка становится шире. Я наклоняюсь и целую ее обнаженное плечо, поскольку на ней надета майка.
― Насколько я понимаю, ты — моя девушка.
Она прочищает горло, я же откидываюсь назад и наслаждаюсь ее румянцем.
Лицо девушки становится серьезным, когда она начинает внимательно изучать файлы, читает их и рассматривает детали.
― На первый взгляд, все выглядит так кроваво из-за обилия ножевых ранений. Но все они поверхностны и не смертельны сами по себе. Скорее всего, он вонзает кончик ножа, чтобы пустить кровь, пока насилует их. Они становятся глубже, когда он кончает, потому что это власть, которая ему нужна. Изнасилование обычно связано с властью.
― Практически всегда, ― поправляю я. ― Вопреки распространенному мнению, очень мало случаев насилия, которые имеют какое-либо отношение к сексуальным желаниям.
Она рассеянно кивает, но я замечаю сдержанность во взгляде.
― Он садист. Скорее всего, он не способен испытывать оргазм без причинения партнерше боли, на грани угрозы для жизни. Импотенция была, вероятно, причиной его психологического расстройства. Возможно, он наткнулся на это чувство эйфории случайно, а теперь уже не может остановиться. Он получает сильный кайф от власти и таким образом уходит от собственной боли.
Она вздыхает, ее руки дрожат. Ей действительно тяжело видеть это дерьмо. С моей стороны было глупо привлекать гражданское лицо, которое не подготовлено спокойно смотреть на мертвые тела и не видеть за ними людей и беспощадные, жуткие убийства.
Но Лана продолжила говорить, прежде чем я успел ее остановить.
― Он невидимка для мира. Вероятно, трудяга, который ничем особенным не примечателен. Думаю, что этот человек необщителен, учитывая его импотенцию. Из-за своей проблемы, убийца стал замкнутым. Он чувствовал себя лишенным чего-то важного, кастрированным. Теперь же он наслаждается тьмой, силой и вседозволенностью, оставаясь незамеченным.
Черт, а она хороша.
Она переворачивает следующую страницу.
― Изначально было много ярости ― опять же, это связано с отсутствием мужской силы. Теперь контролируемый период его психоза. Он укрепился в мысли и чувстве, будто является неприкасаемым. Я бы сказала, что он белый мужчина в возрасте от двадцати пяти до сорока лет. Правша, и у него есть способность сливаться с обстановкой. Возможно, он работает в клиниговой компании.
Я хмурюсь.
― Ты права до момента определения сферы деятельности. Мы думали на кого-то из правоохранительных органов или органов безопасности. Убийце удалось получить доступ в дома, и камеры каждый раз были отключены.
Она трясет головой.
― Он может знать о камерах, большинство клининговых работников имеют об этом представление. Они приходят в нерабочее время, хорошо знакомы с охранниками ночной смены.
Я прищуриваюсь и изучаю ее черты. Когда она поднимает глаза, мы встречаемся взглядами.
― Почему ты так уверена, что права?
Она ухмыляется, прежде чем открыть страницу передо мной.
― То, как он прибирался за собой. Он идеально отмыл помещение за собой.
― Затрудняет расследование, ― парирую я. ― Большинство убийц зачищают место преступления.
Она кивает.
― Ты не услышал меня: он не просто прибирается. Комнаты безупречно чисты. Каждая поверхность вымыта при помощи подходящего именно для нее чистящего средства.
Она указывает на строки.
― Окно отмыто средством для окон. Даже полос не осталось, хотя тут написано, что остальные окна были грязными, ― она указывает на другую строку. ― Полы были очищены при помощи средства для паркета. Никаких пятен, ― пальчик опускается на следующую строку. ― Все столы были отполированы полиролью, безопасной для дерева. Никаких разводов...
Она выстраивает в моей голове факты, которые я уже должен был заметить, и продолжает:
― Мой отец был... эм... он дружил с уборщиком, когда я была подростком. Использовать эти чистящие средства становится привычкой, почти навязчивой идеей после стольких лет работы. Если бы я была на вашем месте, я бы посмотрела службы по клинингу в этом районе и проверила, кто обслуживает эти многоквартирные дома.
Я пододвигаю листы ближе к себе, мои глаза скользят по тексту.