Риск, борьба, любовь

Бросившись за ним, я распахнул дверь и в бешенстве крикнул ему вслед:

— Не буду я никуда звонить! И, не зная, чего бы еще добавить обидного, неожиданно ляпнул: — Вот выпущу всех хищников из клеток, пусть сами добывают себе пищу. А в кабинет к тебе запущу Багиру и Риту!

— Сумасшедший! — злобно отозвался Николаев. — Псих ненормальный! Тебя самого надо посадить в клетку!

Переодеваясь, я обдумывал предстоящий разговор в горкоме партии. «Что делать, если секретарь откажется помочь? То, что в городе нет еды, — это факт. С другой стороны, запас на случай войны всегда должен быть. Но кто мне его даст?! Допустим, мне предложат покинуть город, оплатят дорожные расходы. Но куда же я поеду?! Сначала надо найти базу. Легко сказать, когда впереди зимний сезон! Главк снова будет тянуть, слать отписки, собирать комиссии… Да за это время животные просто сдохнут от истощения! Они и так еще не вполне оправились от болезни… Чепуха какая-то! Даже во время войны животные в цирках и зоопарках не голодали. Был специальный приказ Сталина. Люди голодали, а животные нет. Неужели теперь мы живем хуже?!»

Тревожась не на шутку, я понимал только одно: зверей необходимо кормить. И я должен не унижаться, не просить, а требовать. Это мое право! Право человека, любящего своих подопечных и отвечающего за драгоценное государственное достояние.

Выйдя на улицу, я вдохнул влажный удушливый воздух. Казалось, лето еще в самом разгаре. Парило, и земля издавала пьянящий запах. В траве раздавалось стрекотание кузнечика. Но листва на деревьях уже начала желтеть. «Почти золотая осень», — подумал я.

Не доходя до моста, высоко вздыбленного над засыхающей речонкой, которая сине-зеленой лентой прорезала город, я остановился у большого тополя. Обняв серебристый ствол, плотно прижался к нему и прошептал:

— Отдай мне свою силу.

На мосту показался хлебный фургон. Понурая рыжая кляча, напрягая силы, вытягивала его на крутизну. «Суки! — в сердцах подумал я. — Кругом полно травы, а лошадь накормить не могут!»

Слово «накормить» воскресило в памяти все заботы и тревоги последних дней, и незаметно для себя я начал прикидывать: «В этом лошадином двигателе будет килограмм четыреста». Испугавшись собственных мыслей, я замер, не в силах оторвать жадного взгляда от рыжей труженицы. Ничего не подозревающий возчик беззаботно покуривал самокрутку.

Сколько же лет мне присудят, если я отниму у него лошадь? А впрочем, зачем отнимать?! Надо просто пойти за ним, посмотреть, где содержится лошадь, узнать, какому хоздвору принадлежит. А вдруг там много лошадей? Возчику прикажут отдать одну — и все тут. Вот это здравая мысль. А то сразу: «Отниму. Сколько дадут?» Тоже мне герой! И как я сразу до этого не додумался! А хлеб можно развозить и на машинах.

Мне вдруг захотелось бежать обратно в цирк, сообщить о своем открытии Николаеву. Ведь он, если вдуматься, очень хороший человек, просто издергался из-за этого мяса. И немудрено, если уже месяц в ресторан за простым супом очереди выстраиваются.

«А что, если не продадут лошадей? — внезапно похолодел я. — Ну что ж, тогда я украду! Да, украду! Я должен достать мясо — животные не ели уже четыре дня».

В висках зазвенело: «Нет, этого делать нельзя!» Споря сам с собой, я вдруг обнаружил, что давно уже двигаюсь вслед за фургоном. «Если попросить лошадь официально, а ее не дадут? Тогда уже не украдешь: сразу догадаются, чьих это рук дело, — лихорадочно размышлял я. — Значит, надо выследить, откуда она». И я пошел, стараясь держаться подальше, не выпуская фургон из поля зрения.

Так втроем — лошадь, возчик и я — мы развезли весь хлеб и собрали пустую тару, они впереди, а я сзади, следя, как волк, из-за угла. К вечеру я уже подробно знал, где стоит лошадь, когда ее кормят и крепко ли закрывают.

Вернувшись в цирк, я не стал слушать упреков Иониса, обеспокоенного моим неожиданным исчезновением, а с порога рассказал свой план.

— Понимаешь, — уговаривал я служащего, а заодно и себя, — придется украсть государственную лошадь. Но ведь не для себя, а чтобы накормить государственных же животных.

— Да-а-а, задача! — протянул Ионис и, подумав, добавил: — Ох, и бить тебя будут! И поделом!

— Тоже мне — беда! И почему, интересно, меня одного? — возразил я. — И тебя тоже. И к тому же мы спасаем животных! Подумай сам: что дороже — лошадь или хищники?

— Это верно! Только хозяину этой лошади какое дело до наших тигров?! На чем он завтра хлеб развозить будет? Может, лучше попросить? — с надеждой спросил Ионис. — А вдруг продадут?

— Ага, держи карман шире, продадут! Догонят и еще добавят, — сказал я убежденно.

— Во всяком случае, у нас в Каунасе не крадут! — убил меня своим доводом Ионис.

Но я не сдавался:

— У нас в Москве тоже одно время не крали, а теперь… У вас не крадут, и прекрасно. Но ты же видишь, здесь стихийное бедствие. Безвыходное положение. Понимаешь? Мы потом, когда все уладится, придем и во всем чистосердечно признаемся и повинимся. Нас же с тобой еще и похвалят. Скажут: «Молодцы, действовали по обстановке!» А главк купит этому возчику новую лошадь.