Риск эгоистического свойства

Катька играла по ее правилам, так безопаснее, но теперь это стала сооовсем иная девочка, мало чего вообще боявшаяся в жизни.

Ничего сложного она придумывать не стала, пришла в комнату к Ксении Петровне и спокойно, холодно объявила:

– Я хочу стать врачом. Хирургом. Для этого мне необходимо два года стажа в больнице. Сейчас, летом, я буду работать по утрам, а во время учебного года – вечерами после школы. Ты должна подписать разрешение на мою работу. – И протянула гражданке Александровой бланк заявления.

Ксения Петровна, наверное, с минуту молча внимательно смотрела в глаза внучке. Так же молча, без комментариев, взяла протянутый бланк, надела очки, достала ручку из ящика стола и поставила подпись.

– Я, кажется, не позволяла тебе уходить от дома. Почему ты без моего ведома ходила в больницу и договаривалась о работе?

– Я не ходила, – легко и просто соврала Катька. – Игорь Вадимович, заведующий хирургическим отделением, живет в двадцатом доме и каждый вечер гуляет с собакой. Мы разговорились, и я как-то сказала ему, что хочу поступать в мединститут. Он предложил поработать в его отделении для стажа.

– Ты соображаешь, что ты делаешь? – ровным, назидательным тоном спросила бабушка. – Как можно разговаривать с незнакомыми людьми на улице, тем более мужчинами?

– Да? – удивилась необычайно внучка. – Ты мне не говорила, что нельзя. И почему особенно с мужчинами?

Ксения Петровна снова посмотрела на Катьку пронзительным изучающим взглядом, подозревая, а вот в чем – вопрос.

– Ты достаточна большая и должна сама понимать, что это опасно.

– Почему? – искрила наивностью Катерина.

Что за черт вселился тогда в нее? Катьку подмывало вступить в открытый конфликт, наговорить все, что она думала о бабушке, облекая свои обиды в слова, но она сдержалась. Сдержалась!

– Я уверена, что вам все объясняют в школе и мои пояснения излишни, – вырулила из затруднительного разговора Ксения Петровна. – И почему я первый раз слышу, что ты собираешься поступать в медицинский институт?

– Ты не спрашивала, – справившись с собой, ровным и покорным тоном ответила Катерина.

Да, тогда началась совсем взрослая Катькина жизнь. Взрослая, тяжелая, странная жизнь. Другая.

Она считала дни до приезда Тимофея.

Прошло пять дней, осталось девять! Целых девять дней!

Катерина любила возвращаться домой после ночного дежурства. Суеты человеческой поменьше в транспорте, и можно не спеша, не толкаясь спокойно побродить по магазину, соображая, какие продукты нужны, и очередей в кассу можно сказать, что и нет, так, трипять человек, разве ж это очередь!

Она кивнула охранникуконсьержу, зайдя в подъезд: на словесное приветствие ни сил, ни желания не имелось. На площадке в ожидании лифта стояла девочкаподросток, привалившись плечом к стене. Катя несколько раз встречала эту девочку и ее брата и знала, что это дети того мужика, Кирилла Степановича, соседа сверху, принявшего ее…

Ну, это его трудности, за кого он там ее принял и за кого он принимает любую встреченную им женщину.

Катерине хватило одного беглого взгляда, чтобы понять, что девочка больна и ей плохо.

– Что с тобой? – профессиональным тоном спросила она. – Что у тебя болит?

– Жарко, – вяло отозвался ребенок.

Или уже не ребенок?

Ну, положим, жарко было всем. Июль плавил Москву, испытывая не успевших разбежаться и разъехаться из нее на предмет жаровыносливости.

Жарко. Но на улице.

В этом элитном хозяйстве воздух кондиционировался повсюду – на лестнице, в лифте, в квартирах, поддерживая комфортную, не выше двадцати четырех градусов, температуру.

Приехал лифт, перекинув тяжелые пакеты и сумку в одну руку, Катерина поддержала под локоть девочку и помогла ей зайти в лифт.

Через локоть в ладонь Кате шибануло высоченной температурой. Температура опасная, поняла она, – выше тридцати девяти градусов.

– Что у тебя болит? – еще раз, но более настойчиво, требовательно спросила она.

– Все… – пожаловалась девочка, – руки, ноги, голова, все…

И стала заваливаться на бок, теряя сознание.

Катерина не дала ей упасть, подхватила, прижала к себе. Лифт бзинькнул, оповещая о доставке на нужный этаж. Катю этот издаваемый звук всегда раздражал, как в микроволновке – «жратва готова!». Сегодня порадовал.

– Держись! – приказала она и тряхнула пылающую температурой девочку. – Сейчас поможем тебе!

Бросив пакеты на пол у двери, чего категорически не признавала, не отпуская девочку, матерясь сквозь зубы, она одной рукой вслепую шарила в сумке в поисках ключей от квартиры. Нашла. Почти уложив ребенка на себя, умудрилась открыть замки в двери и прямиком понесла ее на ближайшее лежачее место – в гостиную на диван.

– Прямо прием на дому какойто! – поворчала невесело она, уложив подростка. – Потерпи, я сейчас!

Она подняла брошенные пакеты, захлопнула дверь, отнесла продукты в кухню, переоделась и, взяв свой медицинский металлический ящик из спальни, вымыв руки, пошла осматривать больную.

Девочке было совсем плохо, она впадала в забытье, что-то шептала, металась на диване, пыталась стянуть с себя коротенький топик. Катерина помогла ей раздеться до трусиков.