Риск эгоистического свойства

Ей удивительно легко шутилось с ним, гротесковонаигранно повествуя о тяжелой жизни друга Петруши. Она все присматривалась к нему незаметно, немного удивляясь некоторым несоответствиям в образе. Опятьтаки костюм, туфли, рубашкагалстук, часызапонки и семафорящая в радиусе нескольких метров уверенность начальника жизни, а ямку копал для Петруши с тем же спокойным знанием дела, с которым, наверное, переводил деньги с одного счета на Карибах на другой, где там они их переводят? – ну, на Кайманах, скажем.

И мозоли эти застарелые, вековые какието, и общая мощь, приземленность фигуры, как у атлета или грузчика с тридцатилетним рабочим стажем. И улыбался он искренне, и эта ямочка на щеке, так молодившая его, и глаза искренне смеялись, хохотал от души – раскованно, честно, как не смеются нынешние «господа».

Неужели дамы нашего московского королевства так уж запугали мужиков, приведя их в состояние стойкой обороны и защиты от посягательств на их драгоценные тела и кошельки?

Даже пожалела его.

Ошибиться в оценке этого мужчины, и каких бы то ни было мужчин вообще, Катерина Воронцова не могла. Давнымдавно научилась разбираться в людях, в их характерах, скрытых мотивах, мыслях. Не поддаваться первому впечатлению – запоминать его, добавляя наблюдения, детали. Ей хватало нескольких минут, чтобы понимать, чего ожидать от незнакомого человека. Специально училась этому искусству – присматриваться, взвешивать факты, наблюдать за жестами, движениями, словами, замечать каждую мелочь, нюансы и делать выводы.

Ее целенаправленно и жестко учил этому Тимофей.

«Может, Тиму позвонить?» – подумала Катя.

Привычно подумала – Тимофею хотелось позвонить всегда и поговорить всегда хотелось, особенно в трудные и сложные моменты.

Нет. Не будет она звонить, не тот случай, ничего серьезного, чтобы дергать его неизвестно в какой части страны находящегося, и родной ли страны вообще, и чем в данный момент занимающегося.

Так, ерунда мимолетная, а он напряжется, зная, что она без дела звонить не будет. Глупости, с чего она вдруг придумала звонить!

Подумаешь, мужик чужой неверно оценил ситуацию и девушку, задев ее не в меру гордое самолюбие! Так у него на то свои причины и поводы.

Ахах! Девуленька обиделась!

Наплевать! Что ей этот сосед?

Никто и ничто. Вот именно!

И, приказав себе выбросить ерунду навязчивую из головы, Катерина Анатольевна Воронцова продолжила спасение квартиры от последствий потопа.

Тимофей…

Детство Катерины Воронцовой закончилось в возрасте восьми лет.

Конечно, оно не вот тебе – было, было и закончилось в один день, хотя конкретная дата, ознаменовавшая конец прошлой, детской жизни и начало другой, совсем не детской, имелась.

Это день, когда ее привезли и оставили у бабушки Ксении Петровны Александровой навсегда. Правда, нынешней, взрослой Катерине казалось, что никакой такой счастливой детской жизни до этого дня и не было вовсе – все это теплый сон зимой под пледом, сказка, прочитанная на ночь ребенку.

Семья Воронцовых была нормальной, среднестатистической, тогда еще советской ячейкой общества – мама, папа, старше пятью годами сестра Лида и она, Катерина.

Младенчество свое Катя не помнила напрочь, может, потому, что воспоминания стерлись другой, нерадостной жизнью, или потому, что сознание защищалось таким образом, чтобы не сравнивать и не знать про счастливое детство, – может, но все ее воспоминания начинались с того момента, когда родители стали ругаться.

как-то сразу.

Вероятно, они и раньше выясняли отношения, но делали это тихо, так, что девчонки не слышали и не видели. Для них все началось в один момент, с первого большого ночного скандала, перепугавшего их с сестрой до слез.

Родители кричали на кухне, не сдерживая возможностей голосовых связок, били посуду, а они с сестрой испугались так, что шестилетняя Катька обмочила трусики. Лида затащила ее под свою кровать спрятаться от подступившей беды, крепко прижала к себе и все уговаривала не плакать и сидеть тихо, размазывала по щекам свои и сестренкины испуганные слезы, прижав Катькино личико к своему.

Когда скандалы приобрели форму регулярных, девчонки перестали забираться под кровать. Они не рыдали, уяснив детской уникальной способностью приспосабливаться к новым обстоятельствам, что самое главное в такие моменты – не показываться родителям на глаза. Пару раз они совершили эту ошибку – то Лида, то Катька кидались успокаивать, уговаривать разбушевавшихся «праведными» претензиями друг к другу родителей.

Нет, их, конечно, никто не лупил под горячую руку, боже упаси! Но мама хватала дочь за руку, кричала папе какимто сильно неприятным голосом:

– Вот!!! Хоть бы детей постыдился!! Что с ними будет?! Скажи ему, дочка!

Девчонки быстро поняли, что в такие моменты надо сидеть в своей комнате тихо и не высовывать носа, лучше и в туалет не ходить, если совсем уж не припрет, и даже вполне можно заниматься своими делами. И казалось им, маленьким, что их комнатка надежное укрытие от бушующих разборок взрослых.

Но скоро и она перестала иметь статус укрытия, тем более надежного.