Риск - мое призвание

Они были с речного буксира, одного из тех, что ходят по Рейну. Снимите с реки пелену тумана или покров ночного мрака, и такие буксиры — обычное для Рейна зрелище. Взбивая пену плицами своих бортовых колес, на натянутых от тяжести тросах они тащат по реке длинные угольные или промышленные баржи. А этот поджидал нас. Кто бы ни послал его, он так же, как и я, знал, что Вильгельм Руст из Бонна пойдет по реке в Бад-Годесберг. А тот, кто стоял за его штурвалом, знал реку, и ему было точно известно, какой маршрут сквозь туман выберет наш шкипер.

Над нами дыбился нос буксира, его палуба терялась в клубах тумана, похожих на серую овечью шерсть. Буксир ударил носом в борт лодки и продолжал толкать ее. Его дизель пыхтел, колесо шлепало по воде. Где-то в тумане заунывно пропела корабельная сирена.

И вновь замололи жернова времени. С палубы буксира, раскачивая лодку, спрыгнули людские фигуры. Вильгельм Руст что-то пронзительно выкрикнул. Один из нападавших сорвался за борт. По моему плечу с силой ударила отпиленная ручка от весла, и по всему телу до самых пят словно прошел электрический ток. Я выхватил «Магнум», но раздалась автоматная очередь, и заплясали вспышки огня. Один из телохранителей Руста согнулся и упал.

Второй телохранитель закричал:

— Прыгайте, mein heir! — и сам прыгнул за борт.

В бледном свете кабины было видно, как от ужаса округлились, обнажив белки, глаза Руста. Это можно было понять. Там, где Вильгельм Руст провел последние десять лет, за него разве что не ловили вшей в его же голове и не ходили в баню. Он сидел, прислонившись к кожаной обивке, обмякший, как тряпичная кукла. Его единственным спасением было прыгать, но он был не способен на это.

Вновь раздалась автоматная очередь. Слепящие вспышки дульного пламени удалялись от нас. Наш шкипер дотянулся до выключателей; свет в кабине и ходовые огни погасли. Я опять увидел вспышки пламени, теперь уже в нашем направлении. С того момента, как над нами завис нос буксира, прошло, может быть, с полдюжины секунд. Дважды вздрогнул «Магнум» в моей руке, и автомат захлебнулся и смолк. Кто-то вскрикнул — звук походил на крик ребенка, пробуждающегося от ночного кошмара.

Это кричал Вильгельм Руст. Он вскрикнул опять.

Я не знал, сколько у нас было времени. Нападавших было четверо, стало трое. Видно их не было. Была такая темень, хоть глаз выколи. Я почувствовал, что нахожусь по щиколотку в воде, и понял, что от удара в борту лодки образовалась пробоина. Стрельбы больше не было. Я абсолютно ничего не видел, чтобы стрелять, но я их слышал. Я слышал тихий плеск их ступней в воде, наполнявшей кабину. Я схватил Вильгельма Руста, вытянул его наверх и толкнул. Перед тем, как он упал в воду, его растопыренные пальцы прошлись по моему лицу.

Затем почти одновременно произошли три вещи. Менее, чем в двух футах от моего лица ослепительно вспыхнул фонарь, упершись лучом в то место, где до этого сидел Руст. Лодка накренилась, и я оказался по колено в воде. Женский голос произнес глубоким контральто:

— Смотри, Зигмунд! Он позади тебя.

Зигмундом звали человека с фонарем. Я схватил Зигмунда обеими руками и притянул к себе, затем высвободил правую руку и нажал на спусковой крючок «Магнума». Вместо выстрела послышался щелчок. Зигмунд крякнул и шарахнул меня фонарем по челюсти.

Я вцепился в него. Свет от фонаря раскачивался между нашими лицами. У Зигмунда было грубое, с крупными чертами, искаженное гримасой и какое-то бесплотное лицо, обрамленное копной стриженых светлых или белых волос. Я стукнул его «Магнумом», он стукнул меня фонарем.

— Отойди в сторону, — спокойно проговорила женщина по-немецки. — Чтобы я могла его убить.

Прильнув к Зигмунду, как к возлюбленной, я повернулся боком, чтобы не дать ему возможности ударить меня коленом в пах. Вдруг мы каким-то странным образом потеряли равновесие. Вода издала хлюпающий звук, и под нашими ногами уже не было никакой лодки. Зигмунд оторвался от меня за долю секунды до того, как река приняла нас обоих.

Я опустился под воду, снял обувь, стащил пиджак и отбросил «Магнум», который так и не устроил мне разговора с Вильгельмом Рустом. Вынырнул я с мыслью о том, умел ли Руст плавать. Если нет, то он уже покойник. Я немного погреб руками на месте и услышал шлепки колеса и стук дизеля на буксире. Откуда-то из тумана донесся приглушенный звук сирены. «Полицейский катер», — подумал я. Лодка затонула. Они ни за что не найдут в этой каше ни буксира, ни человека по имени Зигмунд, который прибегал к языку автомата тем же манером, каким некоторые люди прибегают к языку гневных слов, ни женщины с контральто, которая тоже прибегала к языку автомата и с такой пугающей беззаботностью намеревалась отправить меня к праотцам.

Взмахивая руками, я поплыл в направлении, противоположном тому, откуда доносились звуки буксира. Вряд ли это можно было назвать заплывом к берегу.