Рискованная игра Лютиена

Парагор был согласен с ним. Даже если весь Эриадор объединится против Гринспэрроу, армия Эйвона все равно гораздо сильнее, а что касается украденных кораблей, оставшийся у Эйвона флот более многочислен и укомплектован командами, которые умеют вести бой с крупных судов куда лучше, чем какие-то рыбаки. Но сейчас, когда множество солдат Эйвона находились в южной Гаскони, сражаясь против королевства Дюрей, война обошлась бы слишком дорого. А поход через горы или Мальпьюсантову стену, а затем сражение на родной земле Эриадора могли уравновесить силы.

— Достань мою чашу, — распорядился Парагор.

— Из красного железа? — переспросил Товаттл.

— Разумеется, — рявкнул Парагор и ухмыльнулся, когда лицо Товаттла выразило сомнение. Однако циклоп вышел и вернулся минуту спустя, неся требуемый предмет.

— Вы слишком часто ею пользуетесь, — осмелился предупредить Товаттл.

Глаза Парагора сузились. Только представить себе, что какой-то циклоп ворчит на него по поводу использования магии!

— Вы сами говорили мне, что ясновидение — дело тонкое и опасное, — возразил циклоп.

Взгляд Парагора не изменился, циклоп пожал широченными плечами и умолк. Парагор не стал наказывать наглеца, потому что знал, что в его словах была правда. Ясновидение, пересылка собственного зрения и слуха на расстояние во много миль, действительно являлось сложным и тонким процессом. Можно многое услышать и узнать, но часто это оказывалось только полуправдой. Парагор мог посетить конкретно знакомое ему место или конкретно известного ему человека — в данном случае, как и в нескольких последних, это был Истебрук, но такой магический шпионаж имел свои пределы. Настоящий шпион или разведчик собирал информацию еще до того, как он добирался до цели, и затем мог использовать то, что узнал от объекта, в правильном контексте. Однако взгляд чародея обычно был направлен прямо на объект, слепой ко всем деталям и мелким событиям, часто очень важным, которые происходили вокруг намеченной личности или места.

Процесс ясновидения имел свои ограничения, свою цену и свои опасности. В нем тратилась колоссальная магическая энергия, и, как наркотик, это действие могло стать затягивающим. Часто во время этого процесса возникало больше вопросов, чем ответов, и поэтому волшебник вновь и вновь возвращался к своему хрустальному шару или заколдованной чаше и снова и снова отправлял вдаль свой слух и зрение. Парагор знал о чародеях, которых находили мертвыми, обвисшими в креслах перед устройствами для ясновидения.

Но герцогу надо было еще раз посетить Эриадор. Он видел поражение у Порт-Чарлея, разгром на полях у Монфора, передвижение всадников Эрадоха, и все эти силы направлялись к Мальпьюсантовой стене, которая находилась в его владениях.

Товаттл поставил чашу на маленький круглый стол в рабочем кабинете герцога — скупо обставленной комнате, в которой имелись только этот столик, большой, без всяких украшений письменный стол, кресло, маленький шкаф и стеллаж с несколькими сотнями отделений. Затем циклоп подошел к шкафу и вынул кувшин с приготовленной водой. Он начал наливать воду в чашу, но она слегка расплескалась; разгневанный Парагор вырвал кувшин из единственной руки приспешника и отпихнул его в сторону.

Товаттл только скептически покачал безобразной головой: он никогда не видел герцога таким возбужденным.

Парагор закончил наполнять чашу, затем извлек из складок своей желто-коричневой мантии узкий нож и начал тихо творить заклинание, помахивая одной рукой над чашей, а затем воткнул нож в собственную ладонь, чтобы кровь закапала в воду.

Заклинание длилось много времени, Парагор медленно склонял лицо все ниже и ниже над чашей, пристально вглядываясь в возникший алый водоворот.

В чаше стал вырисовываться расплывчатый образ…

— Легкая победа, — говорил молодой человек. Парагор понял, что это Алая Тень, по накидке, которую он носил. Он находился в большой палатке, окруженный очень странной компанией: пышно разряженный хафлинг, старик, которого Парагор не знал, и три женщины очень разной наружности. Одна была высокой и сильной, с волосами цвета яркого заката, другая, гораздо меньше — наверняка в ней текла кровь эльфов, — с изящными чертами лица и длинными, пшеничного цвета локонами, и третья, мускулистая, с обветренным лицом, одетая в меха, на манер горцев. Парагор знал ее, это была Кэйрин Калтуэйн, которую победил в поединке Истебрук, чтобы получить главенствующую роль среди людей Эрадоха.

— Но эта армия была настроена на сражение, — ответил разодетый хафлинг с сильным гасконским акцентом. — А с кем им теперь сражаться!

Парагор не совсем понял, о чем шла речь, но не стал отвлекаться на мелочи. Он обвел взглядом чашу, ища опорный объект своего ясновидения, и наконец увидел Истебрука, который спокойно сидел у стены палатки на табуретке. «Что произошло с несгибаемым рыцарем, что заставило его так затихнуть?» — недоумевал герцог-волшебник. Смирение на лице Истебрука было, пожалуй, самым тревожным признаком!