Рискованное пари

— Ничего подобного я бы не допустил, — высокомерно заверил Хиггинс.

Реджи этот ответ не убедил.

— Значит, вы сделали ставку по ее просьбе? Хиггинс вытаращил глаза в притворном ужасе.

— Ладно тебе, Реджи, — поспешила вмешаться Люси, подходя к брату. — Леди вправе позволить себе небольшие расходы. И потом, сейчас нам не до пустяков. У нас беда. — Она тяжело вздохнула. — С мамой.

— А что с мамой? — Реджи прищурился.

— Леди Беркли в постели, милорд, — с обычной невозмутимостью пояснил Хиггинс.

— Почему? — Реджи перевел взгляд с Хиггинса на сестру. — Заболеть она не могла. За всю жизнь мама не проболела ни единого дня.

— Она не просто больна. Она… она… — У Люси задрожала нижняя губа.

— Леди Беркли говорит, что она при смерти, милорд, — уточнил Хиггинс.

— При смерти? — Реджи недоверчиво покачал головой. — Не может быть. Вчера она была совершенно здорова.

— А сегодня лежит на смертном одре! — Глаза Люси наполнились слезами. — Скоро мы осиротеем…

— Чушь. — Реджи повернулся к дворецкому: — За врачом посылали?

Хиггинс кивнул.

— Доктор Хопвуд уже приезжал и уехал.

— И что?

— И заявил, что причин для опасений нет. Невежественный шарлатан! — Люси презрительно фыркнула. — Мама тяжело больна! Это любой поймет!

Реджи поднял бровь.

— Это правда, Хиггинс?

— Трудно утверждать наверняка, милорд. — Дворецкий осторожно подбирал слова. — Нельзя пренебрегать мнением уважаемого доктора, и хотя ее сиятельство сегодня необычно бледна, это не мертвенная бледность…

— Хиггинс! — возмутилась Люси. А дворецкий продолжал:

— Но насколько мне известно, леди Беркли никогда не болела и не притворялась больной. Я считаю, было бы серьезной ошибкой пренебрегать ее жалобами на здоровье.

— Ясно, — отозвался Реджи. Оценка Хиггинса отрезвила его и наполнила страхом.

О смерти матери Реджи предпочитал не задумываться и потому пришел в смятение. Почему-то ему казалось, что Мэриан Беркли будет жить вечно. Разумом он понимал, что с каждым годом мать стареет и когда-нибудь уйдет вслед за отцом в иной мир. Ведь ей скоро пятьдесят.

Откровенно говоря, Реджи был очень привязан к матери. Добрая и смешливая леди Беркли носила маску очаровательной растерянности и, к счастью, не вмешивалась в жизнь сына. Ей хватало подруг, занятий и воспитания Люси, а на сына просто не оставалось времени. Семья занимала просторный особняк на лондонской Портмен-сквер и поместье Беркли-Парк, домочадцы порой неделями не видели друг друга.

Тем не менее приятно было знать, что мать где-то рядом — на случай, если вдруг понадобится родительский совет, помощь и даже любовь: это ощущение успокаивало и оберегало от бурь ненадежного мира.

Лишаться матери и становиться сиротой Реджи отнюдь не желал, как и его сестра.

— Я зайду к ней. — Реджи начал подниматься по лестнице.

— Она тебя звала. — Люси следовала за ним по пятам.

— Милорд, — окликнул Хиггинс, — выслушайте, что еще сказал доктор Хопвуд.

Реджи замер и обернулся.

— Что же, Хиггинс?

— Какой бы ни была болезнь ее сиятельства, врач посоветовал выполнять ее желания, особенно необычные и странные. Он порекомендовал удовлетворять любой каприз больной. Эти просьбы могут быть следствием горячки или помутнения разума, и отказ только осложнит положение. А этого следует избегать любой ценой, по крайней мере пока врач не выяснит причину недуга, — заключил Хиггинс.

— Отлично, — кивнул Реджи. — Мы выполним любую прихоть.

С лестницы он свернул в то крыло дома, которое занимали мать и сестра. Его комнаты находились в противоположном крыле, поэтому Реджи вел практически обособленную жизнь.

Дверь в спальню матери была прикрыта. Реджи негромко постучал и прислушался. Тихо.

— Постучи еще, — нахмурилась Люси. — Наверное, спит.

Реджи выдержал паузу и снова побарабанил пальцами по двери.

— Может, в таком случае не стоит…

— Наоборот! — перебила Люси. — Если она умирает, нам надо поговорить с ней немедленно. — Она толкнула дверь и заглянула в комнату. — Мама!

Реджи и Хиггинс переглянулись и последовали за ней.

Шторы были задернуты, в комнате царил полумрак, несмотря на солнечный день. По спине Реджи пробежал холодок. Его мать обожала солнечный свет и днем всегда приказывала раздвинуть шторы. Признак был неутешительным.

— Мама! — Он шагнул к постели.

— Сынок, это ты? — донесся до него слабый голос леди Беркли.

— Что случилось, мама? — Реджи подошел к постели и оглядел больную. Она лежала, утопая в пышных подушках, среди которых казалась совсем крошечной. Странно: раньше Реджи никогда не считал мать миниатюрной — вероятно, из-за ее живости и кипучей деятельности. Но сейчас он вдруг понял, что она мала ростом и худощава. — Как ты себя чувствуешь?

— Прекрасно, милый, не волнуйся. — Леди Беркли вздохнула и медленно, обессиленно потянулась к его руке. — Все хорошо. — Ее голос затихал, становился еле слышным.

Ответ матери вселил в сердце Реджи ужас. Он осторожно присел на постель и нахмурился. В полутьме разглядеть лицо матери не удавалось, но бледность он заметил. И счел необходимым уверенно заявить:

— Врач не нашел ничего опасного.

— Да, врачу можно верить. — Мать смело улыбнулась. — Он знает больше нас.