Рискованное приключение

— Поговорим позже.

Он нежно поцеловал меня и неожиданно сдернул с меня футболку.

Я стояла в одних трусиках и смотрела, как Макс выходит из гардеробной, надевая через голову футболку, которая только что была на мне. Даже когда он исчез из вида, я продолжала стоять и пялиться на то место, где видела его в последний раз.

Он только что признал, что был неправ. Он обнял меня, крепко поцеловал, извиняясь в своей манере, и признал, что был неправ. И вчера вечером он тоже это сделал: признал, что неправ, честно сказав, что «облажался».

Я продолжала смотреть на то место, где видела его в последний раз, осознавая это и думая, что самым сильным поступком этого гордого мужчины было то, что он нашел в себе смелость посмотреть мне в глаза и признать, что он неправ.

После этого я все так же смотрела на то место, где видела его в последний раз, но делала это улыбаясь.

Потом меня отвлекли звуки голосов, и я вспомнила, что внизу находится мама Макса, которая слышала нашу ссору, а с ней, по какой-то невообразимой причине, были пугавшие меня Ками и Шауна.

Не глядя, я сдернула с вешалки одну из рубашек Макса, накинула ее и схватила свои брюки. Потом я метнулась в спальню, достала из комода белье и, заметив, что рубашка Макса оказалась в желтую, синюю и коричневую клетку (что идеально сочеталось с моими брюками), достала еще кремовую майку, после чего пошла в ванную.

Закончив свои утренние процедуры и одевшись (включая рубашку Макса, которая была огромной, но такой теплой, старой и мягкой от миллиона стирок), я собрала волосы в хвост на затылке. На макияж уже не оставалось времени, поэтому я вышла из ванной и быстро пересекла комнату.

На лестнице я замедлилась, стараясь дышать глубоко, чтобы успокоиться, и мысленно повторяя себе не наезжать на Ками или Шауну в присутствии мамы Макса.

Я контролировала свои мысли и, надеюсь, свой язык, когда спустилась вниз и повернулась к кухне.

Там суетилась Линда, на которую, кажется, нашло «мамское» настроение. Ками и Шауна сидели на стульях. Все наблюдали за моим приближением. Я не видела Макса, пока не подошла ближе, потому что он стоял в углу, прислонившись бедрами к раковине.

— Кофе готов, Герцогиня, — сказал Макс, когда я дошла до кухни, и кивнул на кружку, стоявшую на столешнице рядом с ним.

— Спасибо, — пробормотала я, подошла к нему и взяла кружку, чувствуя на себе взгляды, от которых, само собой, мне было неуютно.

— Я помню эту рубашку, — заявила Шауна. Я посмотрела на нее поверх своей кружки и чуть не поперхнулась, когда она продолжила: — Она тоже была моей любимой.

Краем глаза я заметила, как Линда дернула головой, а прямо передо мной радостно улыбались Шауна и Ками.

— Она тебе идет, — услышала я голос Линды, прежде чем успела произнести хоть слово из тех двадцати пяти, что крутились у меня в голове, и повернулась к ней.

— Что, простите? — спросила я, отстраненно отметив, что она достала миску, муку, молоко, яйца, кленовый сироп и мерные стаканы.

— Тебе идет. Эта рубашка. Хорошо смотрится, — сказала она мне, и я сосредоточилась, отвлекаясь от ехидного замечания Шауны на выражение ее лица.

Она кое-что давала понять, молча, но тем не менее.

Секунду назад у меня возникло необъяснимое желание сорвать рубашку Макса, вынести ее на улицу и сжечь. А сейчас я вспомнила, что эта рубашка принадлежит Максу, она старая, теплая и мягкая, и именно я могу взять ее, когда захочу, а не Шауна. Шауна никогда ее не получит.

Именно на это намекала Линда, причем не только мне, но и Шауне.

— Спасибо, — прошептала я, имея в виду гораздо большее.

— Надеюсь, ты не возражаешь, что я взялась за блинчики. Ты не против? — спросила Линда, и я моргнула.

Почему она меня спрашивает?

— Э… да? — ответила я.

Она кивнула и повернулась обратно к миске.

— Мама печет отличные блинчики, детка, — сказал мне Макс, зацепив пальцем заднюю шлевку на моих брюках и притянув меня к себе. — Тебе понравится.

Я подняла на него глаза:

— Хорошо.

Он усмехнулся мне и подмигнул. Именно подмигивание сразило меня. Макс никогда мне не подмигивал. Я даже не думала, что он из тех мужчин, которые подмигивают. Но, как и все, что делал Чудо-Макс, у него здорово получилось.

Потянув за шлевку, он передвинул мою все еще переваривающую его подмигивание тушку к себе под бок.

— Макс, мне нравится эта сахарница и молочник. Я видела их в городе, едва не купила сама, — заметила Линда.

— Это Нина купила, — сказал ей Макс, не отрываясь от кружки.

— Хороший вкус, — произнесла Линда, глядя на меня, и твердо сказала: — Одомашнивание.

— Что, простите? — спросила я.

— Заполненные шкафчики. Молочник и сахарница. Ты одомашниваешь Макса. — Ее глаза снова сверкнули, я заметила, но она спрятала это. — Это будет весело.

О Боже. Я ей нравлюсь!

Я не удержалась и улыбнулась про себя, расслабившись рядом с Максом. Он обнял меня одной рукой за плечи, расслабленно положив ладонь на мое левое плечо.

— Не хочешь рассказать, почему ты здесь, а не на работе? — спросил Макс, и я откинула голову назад, чтобы посмотреть на него. Проследив за его взглядом, я увидела, что он смотрит на Ками.