Рискованное приключение

— Да, Герцогиня, я заметил.

Я сглотнула и, немного склонив голову набок на подушке, подвела итог. Слова дались мне тяжело, но это правда.

— Гармония — это не про меня, Макс.

Он не перестал улыбаться, даже услышав мое вымученное признание.

— Да, милая, не про тебя.

— А ты заслуживаешь гармонии, — прошептала я.

Он провел пальцами по мокрым следам, оставленным слезами у меня на висках, и сказал:

— Очень мило, что ты так думаешь, малышка, но это не меняет того факта, что гармония — не то, что мне нужно.

Я медленно моргнула и спросила:

— Что, прости?

— Если это значит, что я не получу тебя, то мне не нужна гармония, потому что, как я уже сказал, мне нужна ты.

— Мой мертвый брат разговаривает со мной, — напомнила я.

— А я иногда вижу Анну, идущую по тротуару, когда проезжаю по городу. Такое случается так или иначе со всеми, кто потерял близких. Это пройдет.

Что ж, даже несмотря на то, что меня расстроило, что он все еще иногда видит Анну, это принесло облегчение. А я-то думала, что схожу с ума.

И все-таки я продолжала упорствовать:

— Я странная.

— Ты милая.

— Поверь мне, Макс, сейчас ты можешь думать, что это мило, но это пройдет.

— А вот что совсем не мило, — это что Гарри, пьян он или нет, сказал тебе в лицо, что хочет тебя, но это между Гарри и мной.

— Что?

Он проигнорировал мой вопрос и заявил:

— Но все остальное — это ты, детка, и, поверь мне, это мило.

— Ты заслуживаешь лучшего, — напомнила я ему.

— Ты меня совсем не слушала, раз повторяешь это, — сообщил мне Макс.

— Что, прости?

Он снова обхватил ладонью мое лицо, провел пальцем по нижней губе и сказал:

— Гарри не врал, после Анны у меня было много женщин. После всех этих женщин, а среди них были хорошие, детка, но ни одна из них не задела меня, ни одна, после них я выбираю тебя, это о чем-нибудь говорит?

О Боже.

Все во мне замерло, и внутри, и снаружи, потому что я вынуждена была признать, что он привел очень весомый довод.

— Мне повезло, малышка, — продолжал Макс. — В юности жизнь подарила мне нечто прекрасное. А потом отняла это. И спустя десять лет кое-что другое, но не менее прекрасное, явилось прямо к моему порогу. Я понял это почти сразу, как увидел, и ничего, случившееся с тех пор, не смогло поколебать этой уверенности. Думаешь теперь, когда я нашел тебя, я позволю тебе изменить пароль от компьютера, написать мне гребаную записку и уйти?

— Но ты был прав сегодня утром, мне следовало знать, через что ты прошел на этой неделе, и не следовало быть такой эгоистичной.

— Нет, детка, сегодня утром я был зол, а когда я злюсь, если ты еще не заметил, то могу наговорить много такого, чего говорить не следует. Тебе надо научиться не давать мне спуску и вести себя так, как ты это делаешь с другими, как вчера вечером, когда я перешел черту.

— Макс…

— Или, по крайней мере, научись контролировать свои порывы, чтобы позволить мне перегореть, а потом высказать все, что думаешь.

— Макс…

Он приблизил свое лицо к моему, так что я ощутила его дыхание на своих губах, и сказал:

— Мне больно это говорить, детка, меня мучает чувство вины, но на этой неделе я все время думал, какой будет жизнь с тобой и чем она будет лучше той, что была у нас с Анной. Я знаю, что ты бросаешься бутылками и отдаешь столько же, сколько получаешь, и мне это нравится, Герцогиня, эта страстность. Она во всем, что ты делаешь, и, Богом клянусь, не думаю, что когда-либо видел что-то настолько прекрасное. Анна любила жизнь, но, милая, когда ты забываешь о своих страхах, ты наслаждаешься ею. Это невероятно удивительно и потрясающе. Эта страстность заставляет тебя смотреть на работы Коттона так, будто ты испытываешь блаженство. И она заставляет тебя встать на сторону Ками, хотя та относилась к тебе как стерва, а ты сражаешься, как будто это последний бой перед гибелью всей западной цивилизации. И, Герцогиня, другие люди тоже считают это прекрасным, это притягивает их к тебе, ты заводишь дружбу с такими, как Арлин и твои соседи по коттеджу, Норм и Филлис…

— Глэдис, — поправила я.

Он улыбнулся, проведя большим пальцем по моей нижней губе, и пробормотал:

— Как скажешь.

После этого он замолчал, явно считая, что сказал последнее слово.

Я долго смотрела на него и пришла к выводу, что ему и не надо больше ничего говорить.

Он сказал свое последнее слово.

И я поняла, очень поздно, что ему для этого даже говорить не пришлось. Он все доказал несколько часов назад, появившись здесь, чтобы забрать меня домой.

Однако я решила не делиться с ним этими мыслями. Я решила, что нам нужно поговорить еще кое о чем.

Поэтому я окликнула:

— Макс?

— Я здесь, милая.

Да, он здесь, со мной, в коттедже, у реки, в пятидесяти милях от своего дома.

Я закрыла глаза, потом открыла их и призналась:

— Ты меня пугаешь.

— Ты уже говорила.

— Говорила?

— Да, малышка.

— Когда?

— Той ночью, когда я в первый раз тебя трахнул.

Ох да, точно, я была полусонная и забыла об этом. А Макс, конечно же, не забыл, поскольку у него явно была память, как у слона, что, как я поняла, не сулило мне ничего хорошего.