Рисса

Рисса вышла из пещеры. Был яркий полдень. Заснеженный лес, переполненный уже теплым солнцем весны, был настолько ослепителен, что кололо в глазах. Она зажмурилась и, постепенно открывая веки, долго привыкала к полуденному слепящему свету. И к дневным звукам. Из пещеры эти звуки казались приглушенными, не такими звонкими, а сейчас они просто оглушали. Птичьи голоса летели со всех сторон. Рисса наблюдала за птицами с любопытством. С острым интересом. Ведь она давно уже не видела ничего, что происходит днем.

Внизу, под скалой, на льду ручья появилась норка. Длинная, темная, неуклюжая, она все-таки быстро бежала большими прыжками, нескладно подбрасывая заднюю часть тела. Пробежав немного, норка встала на задние лапы, вытянулась вертикально, как тонкий и высокий пенек. Чуть покачиваясь, осматривалась…

А вверху, на елках, на высоких ветвях, ссорились четыре вороны. Одна, сидевшая в стороне от трех других, время от времени наклонялась в их сторону, вытягивала шею и зло и гортанно выкрикивала свои картавые вороньи слова. Хотя Рисса не знала вороньего языка, она понимала, что ничего доброго эти звуки означать не могли. Как только ворона начинала, три другие отвечали ей дружно и тоже раздраженно — отругивались. А над всем этим криком, на верхушке самой высокой ели, царственно сидел старый ворон. Один раз, когда вороны смолкли, он важно и задумчиво произнес:

— Карл! — как окончательный приговор.

Вороны после этого некоторое время молчали. Может быть, их пристыдил спокойный и торжественный голос старика. Или они обдумывали то, что он произнес или имел в виду. Потом забыли о вороне и возобновили свой скандал.

Риссу все это забавляло. Раздражал ее только Карл. Тем, что он всегда был выше всех. Всегда был очень горд, доволен собой — это было ясно по его голосу. И всегда смотрел на Риссу свысока.

Рысь медленно шла по звериной тропе, по сверкающему солнечному березняку, и ей казалось, что она попала в другой мир, утерянный в те давние времена, когда она в памятный огненный день ушла от людей. В последнее время она как-то переменилась. Прежде все живое, что она видела, ей хотелось поймать и съесть, и только очень редко она просто наблюдала — за птицами, например, которые были слишком высоко. Теперь Рисса все чаще останавливалась, с любопытством разглядывала птиц или белок, резвящихся на воле, или норку, как сегодня, — разглядывала, совсем не думая о том, что они пахнут свежей кровью, что они вкусны. Все чаще ее тянуло полежать в пещере, она уставала уже и от коротких переходов, далеко от логова теперь не уходила.

Даже пять-шесть прыжков наперерез зайцу хоть чуть-чуть, но уже утомляли Риссу.

Весна наступила. Оплывали снега. Длинные усы Риссы шевелились от неожиданно теплого ветра.

Ручей, который Рисса считала своим, уже промыл слой льда, сковывавшего его всю зиму, и вырвался наружу. Талые воды сделали его бурным. Ему некогда было разбираться, что у него на пути, он смывает и отмели, и корни подмывает у деревьев, и становится мутным. Лишь в мирное летнее время ручей, не подмывший ни одного дерева, может быть чистым. И он хранит свою добрую чистоту, чтобы напоить зверя, человека и птицу.

В бурные весенние дни Рисса пила из озера, но едва ручей успокаивался, становился прозрачным, она радовалась и приходила утолять жажду только к своему ручью.

3. Старый вожак

Они приехали в лесной пустующий домик, как только полностью стаял снег. Земля набухала жизнью. Озеро около дома очистилось ото льда, стало прозрачным и солнечным, словно приготовилось к приему уток. Но пока птиц не было, оно казалось покинутым.

С каждым днем все вокруг оживало. Проклюнулась молодая трава. На голых ветках берез набухли почки. И не смолкал, не смолкал птичий гомон.

А люди осматривали ближайшие озера и лесные участки, проверяли, живут ли барсуки в прошлогодней норе, не ушли ли норки с быстрого ручья, что бежит неподалеку в овраге.

Людей было двое.

Рисса сразу заметила их появление. Как-то на рассвете, подходя к логову, она услышала в лесу стук. Громкий отчетливый стук по дереву. Рисса замерла. Никто, кроме человека, не мог издавать такой звук. Она это знала. И хотя с человеком у нее были связаны в общем-то добрые воспоминания, все-таки она насторожилась, почувствовала опасность. В этот день ей плохо спалось. Снилась маленькая девочка — дочь лесника. И те большие собаки, которые жили там, в ушедшем детстве.

Тревога родилась в ее душе. Но Риссу все равно тянуло к людям. Возможно, это было просто любопытство. Возможно, неосознанное стремление к общению, к дружбе с человеком. Ведь Рисса выросла среди людей, помнила и не боялась их. Хотя врожденная осторожность заставляла всегда быть начеку…

После того как старый Карл поднял ее с дневки, Рисса все реже и меньше спала днем. Она бродила по лесу, мягко ступая по оттаявшей земле. Рысь всегда ходит не спеша, часто останавливаясь. Если, конечно, обстоятельства не заставляют торопиться. Тогда она становится неожиданно стремительной.