Но Бес рыл не переставая. Он понимал, что, достигнув первого же туннеля, сразу вдохнет полной грудью: вентиляцию в норе он всегда устраивал в первую очередь и добротно. Крупные комья песка один за другим вылетали, ложась позади Беса буграми. Потом можно будет разровнять туннель, привести его в порядок. А сейчас надо было спасаться. Возвращаться обратно к выходу, чтобы отдышаться, нельзя. Черномордый мог быть сейчас у самой норы, мог даже раскопать немного вход. И за шумом своей работы Бес не услышал бы этого.
Упорно, методично, безостановочно барсук рыл. Он уже начал задыхаться от усталости и нехватки воздуха, густая слюна, тягучая и липкая, стекала с его подбородка. Но зверь работал упорно.
А в одном из крайних отнорков его жилья мать-барсучиха с тремя барсучатами тревожно вслушивалась в эти звуки. Барсуки слышали, что кто-то роет, пробиваясь к ним. Когда звук совсем приблизился, они по характеру и ритму бросков поняли, что это Бес, и ждали его с великим волнением. Так собака узнает хозяина по шагам еще далеко от дома или на лестнице, помня все тонкости и оттенки звуков.
Бес приближался. Но вот его движения стали медленней… И тогда барсучиха-мать стала быстро и мощно рыть навстречу.
Старый Бес уже едва шевелил лапами, не столько от усталости, сколько от удушья, когда вдруг стена грунта перед ним отворилась, навстречу ему хлынула струя воздуха и барсучиха-мать, его подруга, стала лизать своим прохладным влажным языком его нос, лоб, глаза. Отец-барсук лег на бок и долго отдыхал, приятно и жадно вдыхая воздух.
Малыши были рядом, но мать не подпускала их, чтобы они не заслоняли струю воздуха…
7. Почему не перевелся род человеческий
Три дня Фырка никого не хотел видеть, забился под кровать и оправдывал свое имя: фыркал.
Нор на него уже не лаял, хотя старался все время подойти и обнюхать.
Фырка был еще совсем несамостоятельным, поэтому быстро привыкал к новой обстановке. К концу третьего дня он с удовольствием лакал молоко из блюдца, а вареное мясо или сыр ел прямо с Вовкиной ладони.
Самое интересное, что, выбрав себе «нору» под кроватью, где ему постелили толстый войлок, Фырка сам себе выбрал и «уборную»: два раза оправился на одном и том же месте, далеко в стороне от своей лежанки, то есть «норы». Вовка сразу же положил на это место фанерку с рейкой по краю, чтобы песок, который он туда насыпал, не рассыпался. Фырку такой туалет вполне устроил, хотя он долго и придирчиво обнюхивал песок. Вовка был страшно рад, считая, что основные проблемы решены. Но не тут-то было!
Кроме Вовкиных родителей, бабушки и Нора, дома у Вовки была еще одна полноправная жительница. Звали ее Лариса. Ее все очень любили, но никто не решался впустить ее жить в свою комнату. Ни родители, ни Вовка с бабой Машей и Нором. Поэтому она обитала в коридоре. Красивая сиамская кошка Лариса, быстрая, голубоглазая, очень грациозная в движениях, она была крайне вспыльчива, упряма, мстительна и иногда свирепа. Едва она начинала рычать, нужно было мгновенно уходить. Через секунду-другую Лариса прыгала в лицо обидчику, стараясь вцепиться когтями и даже зубами, потому с Ларисой никто не ссорился. При этом она была очень жизнерадостна, бешено носилась по квартире, прыгая по шкафам и полкам, вспрыгивала всем на плечи и даже Нору на спину, ласково мурлыкала и никого не обижала, если ее не задевали. И оставалась всеобщей любимицей. Но на ночь ее всегда закрывали в коридоре. Там и была ее лежанка.
Одного бедного Фырку она сразу невзлюбила. И это стало целой проблемой. Сначала, первые дни, ее удавалось не впускать в комнату. Потом она все-таки проникла туда и подошла к Фырке знакомиться. А он, как на всех, фыркнул и на нее. Лариса взвыла и бросилась на барсучонка. Вовка, проявивший с испугу за Фырку невиданную быстроту и ловкость, опередил ее, иначе несчастный зверенок мог оказаться вообще без глаз…
Вовка мгновенно оторвал ее от Фырки, он очень за него испугался, зная дурной нрав кошки Ларисы. Сам, конечно, оказался весь исцарапанный, но и барсучонку досталось.
Глуховато поскуливая, молчаливый зверек заполз к себе под кровать. Даже Нор, опасавшийся Ларисы, звучно и злобно стал лаять на нее.
Когда несчастного барсучонка с большим трудом удалось извлечь из-под кровати, он, насмерть перепуганный, отчаянно сопротивлялся. Жалкое зрелище предстало перед глазами Вовки и бабушки. Баба Маша даже запричитала.
— И что же она, окаянная, сделала с малышом! Ведь ребенок совсем! Чтоб ей пусто было, бешеной! Давай-ка, Вовка, сюда зеленку и мазь!
— Нет уж, баб Маш, извини, я сам.
— Ну ладно, подавать хоть буду…
Исцарапанного зверенка смазали, подлечили, успокоили. Часа три Вовка держал его на руках. Только тогда Фырка немного полакал молока из блюдца и заснул прямо на руках у Вовки, посапывая и тревожно вздрагивая во сне.
Баба Маша оказалась права. Фырка днем спал, а ночью бродил, ел, топал по полу своими коготками, чем-то шуршал и, конечно, фыркал. Сначала это тревожило всех, даже Нора, который иногда рычал на барсучонка.