Рисса

Всегда горько видеть погибшую птицу, но в лесу ничего не происходит зря. И, погибая, птица тоже дает жизнь. Так же как и листья, дающие жизнь корням после своей смерти, она погибает ради жизни другого зверя или птицы, которые тоже являются частью леса, его необходимой живой частью, его листьями.

8. Расставание

Ночь была светлой. Самой луны не было видно, но ее свет струился через тонкую пелену облаков, и лес казался пронизанным насквозь этим мягким бледным светом. Давно уже был подо льдом и снегом ручей Риссы. Высокие снега отражали свет невидимой луны, и ночь казалась еще светлей.

Рысята играли на пологом снежном холме. Было очень тихо. Рыжий прятался, а Белогрудый нападал, искал его и снова нападал. Рыжий зарывался в снег с головой и, когда братец находил его, с восторгом прыгал на Белогрудого, они катались в снегу, взбивая снежную пыль, однако все время молча, потому что мать запрещала шуметь, особенно ночью, и они уже привыкли играть молча.

А Рисса, напряженно вслушиваясь в светлую ночь, лежала сбоку от заячьей тропы, проходившей в низине у холма, на противоположной стороне которого играли рысята. Лежала, ожидая и надеясь на добычу. На этот раз ей не пришлось выжидать слишком долго. Длинноногий заяц появился из-за елки, едва рысь залегла в засаду. Он делал несколько прыжков, замирал, присев на задние лапы, прислушивался, снова прыгал. Рысь схватила его, когда он остановился в двух прыжках от нее.

Рисса побежала с добычей в зубах к рысятам, она миновала низину, ступила на снежный склон и вдруг замерла. Чуть выше ее по склону, совсем рядом, стоял незнакомый зверь: небольшого роста, темный, мохнатый, кряжистый. Он явно готовился напасть на Риссу и отобрать ее добычу, угрожающе показывал свои неровные, уродливые, острые и, видимо, очень крепкие зубы. И хотя зверь был меньше Риссы, вид его, такой суровый и уверенный, встревожил ее. Широко расставив мохнатые лапы, он закрывал ей путь на холм, к ее рысятам. Но Рисса была не из тех, кто легко отдает свою добычу врагу. Злобно зашипев, она уронила зайца на снег и сделала шаг вперед. Отсюда до зверя оставался прыжок. Рысь рванулась, но зверь проворно отступил в сторону, и она промахнулась. Они сцепились в жестокой схватке. Рисса хотела ухватить его зубами за холку, но он, жилистый и крепкий, увернулся, и у нее в зубах осталась его вонючая шерсть. Острый запах незнакомого зверя, запах выделений его мускусных желез буквально забил рыси глотку. К ее злобе прибавилось бешенство. Зверь пытался вцепиться Риссе зубами в горло, но она тоже выскользнула. Он дважды поранил ей спину острыми когтями. Рисса, взбешенная, вонзила зубы ему в бок, забыв про удушливый запах, и, обняв зверя, стала торопливо рвать ему другой бок когтями, левой передней лапой все время защищаясь от его зубов. Зверь неожиданно перевернулся на спину, пытаясь притянуть рысь к себе. Но она вовремя поняла опасность, увидев приготовленные к удару острые когти мощных задних ног зверя.

Рисса отпрыгнула и, схватив зайца, о котором все время помнила, побежала вверх по склону. Зверь тоже дернулся в сторону зайца, но, конечно, не успел. Негромко и злобно рычал он вслед уходящей рыси.

Рисса никогда раньше не встречала редкую в этих местах росомаху — злобного, коварного, осторожного и смелого зверя.

Когда она поднялась на вершину холма, рысята все еще играли. Один отыскивал другого по следу, петляющему в снегу. Второй лежал, зарывшись в сугроб по уши, не шелохнувшись, наблюдая за братом. Будто ничего нет на свете, кроме этого веселого и увлекательного занятия. Минутная эта радость прекрасна. Увлеченные игрой, они забыли обо всем на свете: о страхах ночного леса, об опасностях, о матери. Забыли, потому что мать рядом, потому что она-то о них не забудет. Это чувство беззаботности, присущее детству, у них сразу же исчезнет, как только они станут жить отдельно от матери.