Ристалища Хаббы

Когда Конан, успокоив жеребца, вернулся к костру, асир уже спал. На лице его расплывалась довольная улыбка; может, он видел ступенчатые башни с крылатыми львами, может, мчался на быстрой колеснице по улицам Дамаста, а может любовался тем, как какого-то злодея подвешивают на крюке, Конан опустился рядом, положил под правую руку лук, под левую – колчан со стрелами, и, прикрыв глаза, погрузился в чуткую дремоту. Но снились ему не Дамаст и не покинутая прошлой ночью Хабба, а жгучий блеск песка да темневший за пустыней горный хребет, бесплодный склон вулкана да полоска зелени на нем, будто нарисованная гигантской кистью. Она все приближалась и приближалась, пока в лицо киммерийцу не пахнуло прохладой, пока губы его не ощутили вкус влаги, а над головой не зашумели кроны вековых деревьев. И под одним из них, терпеливо поджидая нового ученика, сидел старец с неулыбчивым грозным ликом и взором орла.

* * *

Утром Конан обнаружил, что ветер дует с востока на запад. Был он сильным и ровным, как раз таким, какой нужен, и киммериец тут же принялся за дело: разрезал на полосы мешок, сплел из них недлинную веревку, а конец ее распушил и натер жиром, срезанным с газельего хребта. Теперь оставалось лишь выбрать подходящее место, с сухой травой и каким-нибудь привлекательным ручейком, оврагом либо лощинкой, сулившими спасение от огня.

К полудню, когда беглецы уже одолели немало тысяч локтей, нашлось и место. Степь тут была засушливой, ковыль выгорел под жарким солнцем до хруста и покрывал равнину нескончаемыми волнами, клонившимися под ветром к западу; казалось, золотисто-желтые травяные валы бегут к синему простору Вилайета, словно желая слиться с ним в единый: безбрежный океан. В ковыльном море по-прежнему встречались и курганы, и валуны, и неглубокие лощинки – то совсем сухие, то с ручьями, превратившимися в цепочку луж. Конан выбрал один из таких потоков, лениво струившийся к восходу солнца меж пологих берегов; эта речушка неведомо где начиналась и неведомо где кончалась, но вполне подходила для задуманного. Она была мелкой, но довольно широкой, и текла меж холмов н камней, среди коих попадались и весьма большие, человеку по грудь.

– Здесь! – Киммериец, ухватившись за узду, остановил коня на берегу речки. – Здесь мы дадим бой и, коль ветер не переменится, половина хаббатейских жаб потеряет сегодня свою печень. Клянусь Кромом!

– Только половина? – прищурился Сигвар. – Может, твоему Крому и хватит половины, но мой Имир желает получить все.

– Увидим, – Конан принялся сдирать с ног куски газельей шкуры. – Увидим, рыжая борода! А сейчас – слезай! Мне нужен конь.

– Что ты задумал?

– Для начала потопчемся тут, оставим следы. Затем я подожгу траву – здесь и здесь! – Он махнул рукой, очертив направление с юга на север, поперек ручья, вытекавшего из лощины. – Ветер погонит пламя на хаббатейцев, огненные демоны набросятся на них, обдадут жаром, станут жечь, душить дымом… Понимаешь? Нынче ветер силен и быстр, как голодный сокол, и лошади не уйдут от огня! Выходит, жабам придется скакать вперед, а не назад, верно? И куда скакать, как ты думаешь?

Асир хмыкнул.

– Даже жабы догадаются, куда! Вот ручей и овраг с камнями, а вода и камни не горят… Само собой, они попробуют прорваться вдоль ручья! И потом, жабы любят сырые места…

– Верно! Они выскочат во-он там, – Конан показал на валуны, темневшие выше по течению. – Выскочат, опаленные огнем, словно кролики, сбежавшие со сковородки… Тут мы их и встретим!

– Эге! – Асир заметно оживился. – Значит, так: я встану по одну сторону ручья, ты – по другую, и пойдет потеха! – Он покачал головой. – Ну до чего же хитры эти киммерийцы! – Киммерийским козлам не прожить без хитрости рядом с волками-асирами, – сказал Конан. – Ну, если ты все понял, приятель, отправляйся к камням да готовь лук и стрелы. Когда все кончится, я приду за тобой и приведу коня.

Сайг, припадая на больную ногу, шагнул к лощинке, потом вдруг вернулся и хлопнул киммерийца по плечу.

– Вот что, парень… Может, мы перебьем жаб, а может, они проткнут нас стрелами… И коли мне придется сегодня уйти на Серые Равнины, я хочу, чтоб ты знал… знал, что я ни о чем не жалею. Я рад, что не выпустил тебе кишки на потеху хаббатейским свиньям!

– Мои кишки многого стоят, бахвал, – ухмыльнулся Конан. – Но я тоже рад… рад, что не вырезал твою печень.

Мгновенье они смотрели друг на друга; взгляд синих глаз отливал холодом стального клинка, серые мерцали, как тронутое инеем лезвие секиры. Но в глубине зрачков, в у киммерийца, и у асира, таилась усмешка; медленно и будто бы нехотя она всплыла, вспыхнула на миг и погасла.

– Пусть Митра и Кром хранят твою голову, киммерийский стервятник, – наконец произнес Сигвар Бешеный. – И кишки с печенью тоже, коль ты ими так дорожишь.