— Станислав Сергеевич, можете не стараться, на меня Ваше обаяние не действует, — съехидничала я, стараясь не смотреть в глаза, сверкнувшие небесной синью. — Так что — закатывайте рукава, господин олигарх, картофель ждет Вас.
— Даже так? — с легкой прохладцей спросил Стас, но я почувствовала, что мои слова все же, задели его. — Всегда думал, что мое обаяние безгранично, и что ни одна женщина в возрасте от трех месяцев до восьмидесяти трех лет не может передо мной устоять.
— Вы слишком много на себя берете, — криво улыбнулась я.
— Вовсе нет, — уже вполне серьезно ответил Темный, начиная, как я поняла раздражаться. — Я на себя беру ровно столько, сколько смогу потянуть, Рыжик, — ухмыльнулся он, осмотрел меня с ног до головы, и вдруг подмигнув, особым образом, как бы намекая на нашу с ним общую тайну, добавил. — Одно радует — сытым буду…. Эх, давно я не ел отбивную с шалфеем…
— Ну-ну…, Станислав Сергеевич, надежда, как известно, умирает последний.
— Ася, а в Вашем доме штопор имеется? — повернувшись к Масяне, спросил Темный, "кроя" на лице очередную обаятельную улыбочку.
— Конечно, имеется, — ответила Аська, доставая из холодильника свинину и картофель. — Элис, че стоишь, как не родная? Помоги Станиславу…
— Вот сама и помоги, — тут же взбрыкнула я, ловя на себе вспыхнувшие в глазах Темного смешинки.
Удивительно, но они разозлили меня безмерно, наверное, потому что были с какой-то непривычной нежной жалостью, от которой мне стало не по себе. Достаточно было одного взгляда, чтобы понять — Стас догадался о моей ревности…. Еще два года назад, я удивлялась уровню его мышления. Он, этот уровень, был по всему, значительно выше, чем у кого-либо из тех, кого я знала. Господин Темный был гораздо умнее и образованнее, чем хотел казаться. Эдакий экземпляр — "вещь в себе"… Допустим тот же Чертанов, казался мне куда проще…
— Не груби, Рыжик! — ухмыльнулся Стас, привычным легким жестом закатывая до локтей рукава своей дорогущей рубашки, демонстрируя мускулистые руки, одну из которых — свободную от ножа, он тут же упер в бок.
Да, он буквально заполнял собой все пространство восьмиметровой кухни, а нож у него в руках, так вообще выглядел просто игрушечным.
— Ася, милая, подскажите, по какому поводу бунтует Ваша подруга? — перекинув данный Аськой "девайс" в своих руках, улыбнулся Темный.
— Не твое дело, — разозлилась я, со стыдом отгоняя от себя видение, как они, эти самые сильные смуглые руки, сжимали меня вчера в объятиях, заставляли прогнуться и подставить грудь губам Стаса…
— Станислав, не обращайте на нее внимания, — улыбнулась Аська, протягивая Темному еще и штопор.
— Масяяяя! — угрожающе рыкнула я, а Темный громко в голос засмеялся.
— Ася, — произнес Стас откашливаясь. — При всем моем уважение к Вашей очевидной красоте, Алисе нечего опасаться, — улыбнулся мужчина, переводя на меня свой насмешливый взгляд с как-будто прокалывающими насквозь тонкими ледяными иглами. — Она — моя женщина. Так что — ни Вас, ни кого-то еще ей опасаться не стоит. И бунтовать тоже… не стоит, — словно вколачивая в гроб, гвозди, медленно и с расстановкой произнес Темный.
Опять эта его
— Ух, ты-ы…. Звучит как тост, — захлопала в ладоши Аська, а мне очень захотелось пихнуть ее локтем в бок — чтобы она пыл свой поумерила.
— Ну, что ж давайте, тогда выпьем, — с улыбкой предложил Темный, положил на стол нож, взял вместо него в свои руки бутылку вина и легким движением ее открыл. — Рыжик, подай бокалы, — приказал он, кивком головы показывая на Аськин "почти что" хрусталь, стоящий за стеклом, на верхней полке кухонного гарнитура.
Я, сначала потакая своей вредности, хотела отмахнуться от его приказа, но потом передумала.
— Держи, — поставила я на отполированную поверхность стола три бокала, а затем, наблюдая, как Стас разливает в них сухой полусладкий шедевр, и, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно естественней, тихонько спросила. — Зачем ты приехал?
Темный вздохнул. Мгновение смотрел на меня, не моргая, изучая, и словно размышляя — сказать правду, или промолчать, а затем, опустив голову на бок и приподняв бровь ту, что со шрамом, усмехнулся:
— Затем, что ты очень любишь поплакать, Лис.