Рисунки баталиста

– "Лопата", «Лопата»! Я «Сварка»!.. В черте города сбавить скорость!.. Уменьшить дистанцию!.. Третьему, четвертому и шестому продвигаться в район рынка!..

Они уже находились в Герате, в золотистом утреннем городе. На стенах домов, на крашеном ветхом дереве лежала легчайшая пыльца, но не цветочная, а взрывчатая желтая пудра, готовая взорваться от единственной искры. Так чувствовал Веретенов город, глядя сквозь бойницу на торопливых прохожих, на пестрые мотоколяски, на торговцев, подгонявших осликов, на колымагу с грузом овощей, полосатых, наполненных рисом тюков. Все торопились к рынку. Отступали, прижимались к дувалам, пропуская вперед колонны, продвигавшиеся в тот же район.

Он узнавал кварталы, мимо которых день назад его проносила машина. Колледж, где девочки клеили цветы и бутоны. Перед входом громоздились мешки с песком, торчал из амбразуры ствол пулемета. Миновали райком, где третьего дня из бумаги и планок строились легкотелые, полые макеты буровых и домен. Теперь у райкома, упираясь в двери кормой, стоял танк, и солдаты-афганцы хоронились за его броню.

– "Лопата", «Лопата»! Я «Сварка»!.. Всех под броню!.. Тралы вперед!..

Штабной БТР продвигался вдоль улицы, то обгоняя сомкнутую, запрудившую перекресток колонну, то останавливаясь, и командир, прячась за крышку люка, выглядывал, пропуская вперед юркие, поворачивающиеся на одной гусенице машины. Словно пересчитывал, подгонял свое железное стадо.

Веретенов, продолжая пребывать в двойном ощущении, в двух разных пространствах и жизнях, рифмуя между собой эти жизни, чувствуя их контрапункт, вспомнил московского знакомца – писателя, чьи книги иллюстрировал, с кем встречался перед самым отъездом. Представил его рабочий, усыпанный бумагами стол, сосредоточенный лик. Его философские метафоры. Метафизику его построений. Его концепцию жизни современного города. Проблематику души и машины. Подумал, как жаль, что писатель не здесь, не видит это утро, этих солдат. Не напишет об этом. Вот к такой бы книге он, Веретенов, сделал теперь иллюстрации.

Транспортер обогнул высокий, с цветастыми наклейками грузовик, оттесняя его с проезжей части, увлекая за собой тяжкий лязг колонны. Выехали к городскому парку, светлому, в пятнах раннего солнца. Недавно он, Веретенов, здесь был: вдыхал аромат нагретых смоляных кипарисов, любовался водопадом, похожим на блестящую брошь, слушал синих и зеленых птиц, перелетавших в хрупких ветвях, касался губами алых роз, благоухающих, обрызганных влагой. И в этих цветах, ароматах чудился образ мусульманского рая с гуриями, праведниками, пребывающими в блаженных садах.

Теперь сквозь броню не доносились смоляные ароматы, пение птиц, а только едкое зловоние солярки и стук механизмов. Куст алых роз был тут же, пламенел на краю газона, но в него кормой уткнулась боевая машина, изрыгала синюю копоть, наполняла куст дымом и смрадом. Цветы дрожали, сотрясаемые железным дыханием. Веретенов боялся, что водитель двинет реверс и наедет кормой на куст, изотрет гусеницами.

– "Лопата", «Лопата»!.. Я «Сварка»!.. Начинаем выдвижение в район!.. Четвертому и шестому выходить на рубеж оцепления!.. Ориентир – голубая мечеть!.. Тактика продвижения – «елочка»!..

Транспортер снова дернулся, напуская в нутро синеватую гарь, прорезанную косыми лучами солнца сквозь щели бойниц. Глаза слезились от чада, от мгновенных росчерков света. Веретенов стремился понять смысл позывных и команд. По осколкам картины, попадавшей в зрачок сквозь бойницу, стремился увидеть целое. Не мог. Прокрутились вблизи катки, протащив на себе гусеницы. Метнулись ушастая голова осла и погонщик, два глаза, людской и звериный, исполненные одинаковым фиолетовым страхом. Выгнулась рядом худая и гибкая спина автоматчика. Упирались в дно транспортера ноги Корнеева. Мигал огонек на приборной доске. Сердце колотилось и прыгало в ожидании грома и выстрела. И в этом сердце мелькнуло: мальчик с яблоками в старинной избе.

БТР остановился. В бойнице возникло: округлая пыльная площадь с чередой дощатых дуканов. Угловое овальное здание, синие ставни. И от этого здания, от площади в глубину удалялась улица. Глухой глинобитный желоб с монолитом спекшихся стен, тенистых с одной стороны и солнечных, желтых – с другой. И туда, в глубину, в перспективу этой улицы, сужалась пыльная колея. Сходилась и чуть поворачивала сплошная ограда. И что-то еще, невидимое, вовлекалось в эту узкую улицу. Поток каких-то энергий. И там, куда все сходилось, стягивалось в плотный пучок, – голубела головка мечети, резная, точеная, как стрелка огородного лука, с острым тугим наконечником.

Веретенов узнал эту улицу, узнал мечеть, Деванчу. Здесь возник и исчез далекий человек на дороге. Здесь Веретенов был остановлен Ахрамом. Здесь, перед въездом в улицу, пролегала незримая грань, за которой находились враги. Туда, за эту черту, были направлены пулеметы и пушки, дышащие жаром моторы, глаза стрелков и водителей.

– "Лопата", «Лопата»!.. Я «Сварка»!.. Четвертая, пятая, вперед!..