Читаем Рисунки баталиста полностью

Ему захотелось повидаться с приятелем, лейтенантом Мухаммедом, чей полк проводил операцию по прочесыванию кишлака.

Они подкатили к командному пункту – брезентовому пологу на шестах, под которым стоял стол с телефоном и рацией, толпились офицеры и чуть поодаль командир полка, седовласый, с серебряными мечами на зеленых погонах, склонился к бинокулярной трубе. Смотрел на кишлак, где шла перестрелка. Над купами деревьев взлетали бледные трассы, снижались, пропадали в листве, взлетали вверх, угасая на солнце. Там цепь солдат шла виноградниками, попадая под обстрел, залегая.

– Здравствуй, товарищ! – Навстречу Коногонову из-под тента шел молодой офицер. Он приветствовал лейтенанта по-русски, улыбался, морщил маленькие колкие усики. Коногонов узнал в нем замполита полка. Виделись в тот же раз, что и с Мухаммадом, только замполит их быстро оставил. – Очень жарко! Чай можно! – Он указывал на высокий термос, стоявший среди телефонов, приглашал Коногонова сесть.

Коногонов пожимал офицерам руки. Отвечал на улыбки. Искал среди них Мухаммада.

– Там жарко! – ответил он по-афгански, кивая на кишлак. – Там очень жарко!

– Второй раз мы приходим сюда, – сказал замполит. – В прошлом месяце атаковали кишлак и выбили банду. Они ушли в горы. Целый месяц здесь было тихо. Но потом они снова вернулись. На прошлой неделе здесь на дороге сожгли почтовый автобус. Отсюда душманы наведались в соседний кишлак. Пригрозили убить председателя, сжечь комбайн. Теперь их взяли в кольцо. Вывели женщин, стариков и детей, всех мирных крестьян, и накроем врагов минометами.

Он указал в открытую степь, где, похожие на отару, сидели люди в чалмах. Издали были видны их темные лица и бороды. В стороне темнела другая тесно сбитая группа – женщины в паранджах и недвижные, в пестрых одеждах дети.

– Их много. Почему они сами не могут изгнать врагов? – спросил Коногонов, разглядывая недвижный люд. В их домах и дворах летали сейчас автоматные трассы, испуганно ревела скотина, минометный расчет наводил на дувалы стволы минометов. – Почему молодые люди не могут взять в руки оружие и изгнать душманов?

– Вы сами их об этом спросите, – сказал замполит.

Они подошли к мужчинам, и те поднялись при их появлении. В большинстве своем старики, худые, длиннорукие, сутулые. Выставили из одежд сморщенные зобатые шеи, поворачивали спекшиеся горбоносые лица, всклокоченные бороды, слезящиеся моргающие глаза.

– Салям алейкум, – Коногонов пожал их твердые земляные руки с потрескавшимися загнутыми ногтями. Испытал к старикам почтение молодого, начинающего жить человека, робея перед этой концентрацией старости, мудрости и величия. Ему казалось, они вобрали в себя огромный опыт народа, позволявший им веками жить среди этих гор и степей, улавливать воду снегов, строить дома и арыки, отбивать нашествия, в трудах и молитвах продлевать сквозь века вереницы родов, сохраняя на длинных лицах одинаковое выражение терпения, стоицизма и веры.

Теперь они пожимали руку светловолосому русскому офицеру, кланяясь ему тяжелыми складками свернутых наголовных повязок.

– Шурави подошел к вам узнать, как вы живете, – представил его старикам замполит. – Он говорит на нашем языке. Уважает наши обычаи.

– Хорошо, когда люди уважают обычаи друг друга, – ответил высокий старик, широко обнажая изъеденные желтые зубы и бледные десны. – Тогда они не станут делать друг другу зла!

Другие старики закивали, трогая жестяные кудлатые бороды, открывая в них пустые, без зубов рты, розовые влажные десны.

– Это мулла, – сказал замполит. – Спросите у него, что хотели.

– Я хотел узнать, – Коногонов обратился к мулле, чувствуя его власть над другими, силу, сплотившую вокруг него остальных. Другие старцы выглядывали из-за плеч муллы, выставляли его для беседы с чужеземцем. – Я хотел бы узнать, не желают ли люди кишлака принять у себя наших военных? Мы привезем с собой врача. Ваши больные могут показаться, рассказать о своих недугах, получить лекарства. Мы покажем вам кинофильм о том, как живут в наших кишлаках таджики, узбеки. Если вам нужно прорыть глубокий арык, мы можем прислать машину, и она вам выроет арык какой угодно длины в самой твердой сухой земле.

– Мы были бы рады принять у себя шурави, – ответил мулла, прижимая к сердцу ладонь. – В кишлаке есть больные люди. Мы хотим показать их врачу. Мы скажем, где нужно прорыть арык.

В деревьях, среди гончарных строений, металлически ахнуло. Поднялся медленный, из дыма и желтой копоти, столб, в котором образовалась голова в чалме и разведенные, поднятые вверх рукава, словно там, где взорвалась мина, встал высокий, из праха и гари, старик. Но эти, живые, не оглянулись на взрыв. Продолжали говорить с Коногоновым.

– Я видел сегодня поля пшеницы, виноградники, сады, – сказал Коногонов. – Хлеба будет много, много будет плодов. Но мне показалось, мало людей на полях. Почему медлят с уборкой?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее