— Ты убил их. Ты меня знаешь, Бобби. — Тревор сделал несколько шагов в глубь комнаты. — Лучше бы тебе меня узнать. Я двадцать лет не переставал думать о тебе.
— О, Трев… — Молоток выпал из руки Бобби, глухим ударом приземлился в каком-то дюйме от его босых пальцев, но Бобби даже глазом не моргнул. Тревор увидел, как по его лицу, отчасти смывая кровь, катятся слезы. — Это правда ты?
— Пойди взгляни в зеркало, если не веришь.
— Нет… нет… Я знаю, кто ты. — Плечи Бобби обмякли. Он казался древним стариком, к тому же безутешным. — Сколько тебе сейчас? Девятнадцать? Двадцать?
— Двадцать пять.
— Ты еще рисуешь?
— Черт побери!!! — Тревор. вспомнил наносы бумажных клочков на матрасе, на подушке, на их с Захом телах, — Кому как не тебе это знать!
Очень медленно Бобби покачал головой:
— Нет, Трев. Я больше ничего не знаю.
Он снова поднял глаза, и по обнаженной боли на лице Бобби Тревор понял, что это правда. Ужасное подозрение холодным туманом заползло в его мысли.
— Почему ты меня не убил? — спросил он.
Он так долго ждал минуты, когда произнесет эти слова. Теперь они словно выдохлись, звучали безжизненно.
Бобби беспомощно пожал плечами. Тревор узнал этот жест — один из его собственных.
— Я просто вот так все сижу и сижу здесь, — продолжал Бобби, — смотрю на твои рисунки на стене, спрашиваю себя, как, черт побери, я мог ударить тебя этой штукой, спрашиваю себя, как я мог погрузить этот кусок металла в твой нежный умный мозг, думаю о том, как просто это было с ними по сравнению с тобой. Они был все равно что уроки анатомии. Тело — головоломка мяса, крови и костей… Понимаешь?
Тревор кивнул. Он подумал о том, когда ему самому хотелось, не переставая, кусать Заха, тянуть и рвать его плоть, чтобы посмотреть, что там под ней. Потом он подумал о драке в интернате для мальчиков, о том, как ударил старшего парнишку головой о кафель в душевой кабинке, о кровавых разводах, кружащих в теплой воде.
— А когда убиваешь тех, кого любишь, когда смотришь на то, что делают твои руки, ты чувствуешь, как капли крови падают тебе на лицо, все это время ты думаешь: Зачем я это делаю? А потом понимаешь. Это потому, что ты их любишь. Потому что хочешь знать все их секреты и тайны, а не только те, что они решили тебе показать. И после того, как ты разобрал их на части, ты знаешь все.
— Тогда почему…
Тревор едва мог говорить. Так, значит, то, что он с самого начала подозревал, правда: Бобби не любил его настолько, чтобы убить.
— Почему я тебя оставил? Потому что мне пришлось. Потому что я сидел и смотрел, как ты спишь, и думал все это. А потом ты вошел, вот только что. Я не могу этого сделать, Трев. Если у меня осталось хоть на грош какого-то таланта, какого-то дара, теперь они — твои. Я могу убить их, я могу убить себя, но тебя я убить не могу.
Снова подобрав молоток, он встал и пошел к Тревору.
— Подожди! — Тревор выставил перед собой руки, попытался коснуться Бобби. Бобби отступил вне пределов досягаемости, и руки Тревора схватили воздух. — Ты видишь… Это… — Он не знал, как выговорить то, что хочет спросить. — Как насчет Птичьей страны? Что в ней с тобой случилось?
— Птичья страна — машина, смазанная кровью художников, — словно во сне произнес Бобби. Тон его был безразличным, словно он читал лекцию. Он подошел ближе, протянул молоток, с которого все еще капала кровь. — Птичья страна — это зеркало, что отражает наши смерти. Птичьей страны вовсе не существует.
— Она же здесь, прямо за окном! — закричал Тревор. — Я только что оттуда пришел!
— Да, — ответил Бобби, — но я останусь в доме.
Он ткнул ручку молотка в ладонь Тревора, потом развел руки и заключил Тревора в объятия, которые походили на темный влажный туман. Контуры Бобби расплывались. Его плоть становилась все мягче, перетекала в самого Тревора.
— НЕТ! НЕ УХОДИ! СКАЖИ МНЕ, ПОЧЕМУ ТЫ ЭТО СДЕЛАЛ! СКАЖИ МНЕ!!!
— На самом деле ты хочешь знать не “почему”, — услышал он голос Бобби. — Ты просто хочешь знать, каково это.
Тревор почувствовал, как вязкий туман просачивается в его кости, сворачивается спиралями в черепе, застит глаза. Кровь, сбегая по ручке молотка, липким теплом ползла по его пальцам, смешивалась с кровью из его собственных шрамов. Углом глаза он увидел, как на стене подрагивают и трепещут его детские рисунки, будто бьются плененные крылья.
— Скажи мне, — прошептал Тревор.
— Ты художник, — ответил шепотом голос, который теперь звучал из глубины его сознания. — Пойди и узнай сам.
Тут реальность мигнула перегоревшей лампочкой.
22
Зах стремительно падал через киберпространство. Ну надо же, оглушенно думал он, компьютер-то мне все-таки был не нужен; чтобы попасть сюда, нужно только выпить чашку кофе и чтобы потом кто-нибудь ударил тебя по голове с такой силой, чтобы глазные яблоки выскочили.