Рисунки на крови

Камера снова надвинулась на ладонь. Убыстряющийся ритм соответствовал движениям Кальвина. Зах чувствовал, что вот-вот круто кончит. Экран заполнила поблескивающая пурпурная плоть, гигантские скользкие пальцы. И вот сперма пульсирует с огромных губ кинопениса, а также с его собственного ноющего члена.

Но Зах видел только то, что происходило на экране. Описав в воздухе смертельную радужную дугу, сперма приземлилась в руку и начала разъедать кожу. Крохотные дырочки появлялись в тех местах, куда она падала, эти дырочки скворча расползались, превращая слои плоти и мускулов в почерневшее кружево. Плоть стекала и скапывала с каркаса пальцев, пузырясь, сбегала вниз по всей длине пениса. А гигантские скелетные пальцы еще продолжали поглаживать. И рука Кальвина все еще двигалась у него на коленях.

Кальвин наклонился за новым поцелуем, и Зах увидел, что лицо у него теперь не просто худощавое, а изможденное. Зах попытайся вжаться в спинку кресла, увидев, что кожа Кальвина расцвела пурпурными лезиями, такими же лезиями, какие он видел на собственном лице в зеркале в ванной. Язык Кальвина высовывался из-за губ мертвой сухой губкой, искал рта Заха, искал влаги.

И вот это уже вовсе не Кальвин, это продавец из универмага в Миссисипи. Лист. Элегантные скулы теперь ужасающе утрированы. Медовые глаза — словно осколки топаза в оправе из разоренной мозаики. Губы дергаются, когда он клонится к Заху. Разлагающаяся рука гладит Заху бедро.

Да ладно, шепчет он, просто иди сюда и давай трахнемся… А потом он превратился в того, кто был до него. А потом стал той, кто была до того. И так они и продолжали меняться, и становились только страшнее…

Рывком оттолкнувшись от кресла, Зах на нетвердых ногах бросился бежать по проходу между креслами. Споткнувшись о чьи-то ноги, он было повернулся, чтобы извиниться, но поднявшиеся к нему лица были все в пурпурных язвах, ужасно сморщенные. Он увидел, как его любовник встает, опираясь на спинки кресел, медленно надвигается на него. Перекрывая рев саундтрека, до Заха донеслось затрудненное дыхание, потом сухой болезненный кашель. И по всему залу зашевелились и тоже начали вставать новые фигуры.

Повернувшись на каблуках, Зах бросился бежать. Он перепрыгнул еще через одни сплетенные ноги, во весь дух рванул по центральному проходу и выскочил в фойе. На улицу вели стеклянные двери. За секунду до того, как он схватился за ручку двери, Зах понял, что двери наверняка заперты. В этом фойе он окажется в ловушке, и когда все эти зомби до него доберутся, они размажут его по стеклу, как раздавленную клубничину. Он достаточно видел фильмов «ужасов», чтобы знать, что бывает, когда тебя схватят зомби.

Но двери были не заперты, и Зах единым махом вылетел на улицу. Остановившись на противоположной стороне, чтобы поправить очки и перевести дух, он оглянулся на кинотеатр. Фасад был щедро украшен изразцами и мрамором в стиле арт-деко — темно-алыми, малахитовыми, иссиня-черными. Вывеска была составлена из сверкающих хромовых труб — ни дать ни взять мечта о будущем тридцатых годов. Заглавными красными буквами в фут высотой вывеска гласила — САД ЗЕМНЫХ УДОВОЛЬСТВИЙ.

— Мило, — фыркнул Зах и быстро пошел прочь, на каждом перекрестке оглядываясь через плечо. Улица была пуста. Очевидно, зомби держали в кинотеатре на карантине.

Подняв руки к лицу, Зах уставился на свои ладони. Линии на них были темно-розовыми, вполне здоровыми на вид, хотя и слегка влажными от пота. Он не раз слышал, что, если ты и вправду болен, линии у тебя на ладонях становятся серыми.

Но он чувствовал себя прекрасно. Неужели это место пытается напугать его гниющими отражениями в зеркалах и дурацкими кинозомби? Или оно пытается предостеречь его о чем-то?

Если он когда-нибудь отсюда выберется, решил Зах, он прямиком отправится в ближайшую больницу и сдаст кровь на анализ. Проверяться на что-либо Заху не хотелось, но, быть может, настало время подумать о чем-то, кроме удовольствий.

Вскоре он был уже достаточно далеко от кинотеатра. Заброшенные улицы казались почти знакомыми. Это — не Новый Орлеан, но Заху подумалось, что Новым Орлеаном это место приправили как пряностью. Он узнавал свой город в газовых фонарях на углах, высоких парапетах, даже в чугунном балконе или воротах, то тут, то там уводящих в тенистый внутренний двор. Ночной воздух холодил ему лицо, хотя по запаху он ничем не напоминал алкогольную дымку Французского квартала. Вонь здесь скорее была как на Токсичном Проезде, отравленном участке по берегам реки Миссисипи между Новым Орлеаном и Батон-Руж, во всем — смутный призрак химикатов и горящей нефти.

Он увидел фонтан, судорожно бьющий в крохотном бетонном сквере, и остановился передохнуть. Фонтан показался ему странным, и минуту спустя Зах сообразил почему: на дне не было монеток — ни единого пенни. Он никогда невидел общественного фонтана без монеток на дне.

На дне этого фонтана виднелось лишь несколько мелких ограненных драгоценных камней, таких прозрачных в чистой воде, что Зах не был уверен, что они вообще там есть.