Рисунок по памяти

Гостиная, где находились все родственники, была не настолько огромна, как в доме у отца, но тоже с легкостью вмещала всех людей, что там собрались. Антураж дома был был смесью европейской и восточного стиля. Запахи пряностей и еще чего-то цветочного витали в воздухе.

— Ас-саля́му але́йкум, вы принесли свет в мой дом, — поспешил к ним на встречу мужчина среднего роста в восточном одеянии.

— Уа-але́йкуму с-саля́м, Мохамед — ответили на приветствие женщины.

Хозяин дома застыл, рассматривая Хадижу, словно сравнивая с той маленькой девочкой, что была сохранена в их памяти. Дядя Али первый подошел к ней и, обняв за плечи, прошептал:

— Не волнуйся, дорогая, по тебе все здесь очень скучали, — он провел ее в центр комнаты.

После нескольких секунд давящей на уши тишины к девушке подошла Латиффа.

— Хадижа, золотце мое, — со слезами на глазах прошептала женщина, прижимая её к себе. — Я уже и не надеялась увидеть тебя живой.

Девушка вздрогнула, ощущая теплые руки на своих плечах, через секунды тепло от них, казалось, растеклось по всему телу, затрагивая самое сердце. Наверное, так чувствует себя ребенок в объятьях матери.

Когда Латиффа выпустила племянницу из своих объятий, девушка тут же увидела другую женщину: она, сжимая пальцы так, что побелели костяшки, молча смотрела на нее и плакала.

— Хадижа, слава Аллаху! — произнесла она, буквально падая в объятья девушки.

Хадижа могла лишь давать себя обнимать, поглаживая женщину по спине, пытаясь успокоить.

— Ну, ну, Зорайде, — вмешался дядя Али. — Успокойся, ты пугаешь девочку, — он мягко приобнял женщину за плечи, отстраняя от девушки.

— Да, да, — закивала Зорайде, пытаясь унять слезы. — Простите.

— Все хорошо, — понимающе кивнула Латиффа. — Зорайде, пойдем посмотрим, готово ли угощение.

Женщина послушно кивнула, и они скрылись в стороне кухни.

Хадижа опустилась на диван рядом с дядей Али. Это был единственны человек, с которым она была знакома дольше всего, и чувствовала себя уверенней рядом с ним. Она рассматривала обстановку дома.

— Саид позвонил и сказал, что будет позже, — проговорил Мохамед, наблюдая за племянницей.

Он, как и все остальные, не мог поверить и до конца осознать горькую правду: Жади больше нет, и хоть мужчина не питал особой любви к сестре жены, но, упаси Аллах, не желал ей смерти. И чувство потери, омрачившее радость от возвращение в семью Хадижи, коснулось и его.

Да и мог ли мужчина назвать это действительным возвращением? Брат рассказал о несчастье, произошедшим с девочкой, и теперь, смотря на девушку, сидящую напротив него, Мохамед не мог избавиться от чувства, что она, прожив все эти годы в чужой стране, сама стала чужой для них. Как он ни старался, но не мог увидеть в этой девушке малышку Хадижу. Нет, он был рад за брата, рад возвращению племянницы, но тревога сжимала его сердце.

"Бедный мой брат", — Мохамед ощущал, что не пришел конец неприятностям, которые ждут их семью.

— Хорошо, — кивнула Ранья. — Когда мы были в торговом центре и обновляли Хадиже гардероб, Саид позвонил и сообщил, что задержится.

— Теперь осталось подобрать только платки, — взглянув на падчерицу, произнесла Зулейка.

— Платки, — оживился Мохамед, сияющими глазами смотря на племянницу, — У меня в магазине лучшие платки. Можем прямо сейчас подобрать любые, какие тебе понравятся, — обратился Мохамед к ней.

Хадижа лишь вежливо улыбнулась в ответ, не понимая, о чем идет разговор, пока дядя Али не перевел ей.

Женщины вернулись с кухни, неся на подносах чай и сладости.

— Попробуй лукум, — улыбнулся девушке дядя Али, — В детстве ты его обожала.

Хадижа аккуратно взяла с тарелки небольшой кусочек нежно-желтого цвета, посыпанный сахарной пудрой. Сладость вязкой на языке, оставляя после себя нежный вкус апельсина. Ей понравилось, но вкус лакомства не показался знакомым.

— Очень вкусно, — поблагодарила она.

За поеданием сладостей и чаепитием все немного расслабились. Мохамед и дядя Али начали обсуждать какие-то деловые вопросы. Ранья и Зулейка рассказывали Латиффе о Малике и Мунире, что сейчас остались дома с нянями, и говорили, какая она счастливая, что Аллах дал ей еще одного малыша. Женщина улыбалась, положив руку на свой уже слегка округлый живот:

— Да, мы с Мохамедом очень хотим второго сына. Особенно сейчас, когда Самира уже замужем, а Амин вот-вот уедет учиться в Сан-Пауло.

— Мне бы тоже хотелось родить Саиду еще одного ребенка, — улыбнулась Зулейка.

Ранья со злостью посмотрела на соперницу, но промолчала.

Хадижа наблюдала эту повседневную семейную жизнь, и она казалась ей странной и незнакомой. Девушке было жаль, что из-за языкового барьера она ничего не понимала, но сама атмосфера дома и семьи заставляли чувствовать себя спокойнее. Ее действительно здесь любили и скучали, и от этого становилось теплее на душе.

— Мне очень жаль, что так произошло с твоей матерью, — тихо произнесла Зорайде, подсевшая рядом. — Она была мне как дочь. Да простит ее Аллах, — тихо проговорила она.