Я ни разу не обернулась. Из последних сил я заставила себя не тратить ни единого взгляда на человека, который причинил мне больше боли, чем кто-либо в этом мире. Хотелось бы также утверждать, что я никогда не прощу ему того, что он сделал со мной. Но правда была вот в чем: я никогда не прощу себе того, что позволила ему это сделать.
32
Ксандер сопровождал меня обратно в Нью-Йорк. Он сделал это без промедления, не желая оставлять меня одну после всего произошедшего. Это было последнее, что он сказал мне, прежде чем мы оба погрузились в молчание. Мы отправились прямо в аэропорт, забронировали билеты и сели в самолет менее чем через два часа после того, как покинули отель.
Я предполагала, что, как только он благополучно доставит меня в Нью-Йорк, брат улетит обратно и завершит свое предпоследнее выступление. Ксандер ни словом не обмолвился о том, что короткая поездка принесет ему много хлопот, тем более что он пропустил выступление в Далласе. Точно так же он не комментировал тот факт, что на протяжении всего полета я молча пялилась в иллюминатор. Я ждала. Ждала слез, которые почему-то не хотели приходить. Ждала, когда я снова начну что-то чувствовать. Стоило покинуть отель, и все эмоции во мне иссякли. Я могла бы разразиться слезами или закатить истерику. Вместо этого пришло абсолютное отсутствие эмоций, которое заставляло неметь мои пальцы.
Через пять часов мы приземлились в Нью-Йорке. Несмотря на разгар лета, стояла облачная погода, моросил теплый дождь. Мы молча получили наш багаж и спустились в подземный гараж. Когда подошли к машине Ксандера, он впервые с тех пор, как мы улетели из Далласа, открыл рот. Его глаза заблестели, когда он томно погладил капот.
– Я так скучал по тебе, детка. Ты по мне тоже? – прошептал он.
Я вздохнула и опустилась на пассажирское сиденье. Ксандер сел рядом со мной, но вместо того, чтобы завести мотор, взял мою руку и нежно сжал.
– Мне так жаль, Саммер. Очень жаль.
Я устало посмотрела на него.
– Неужели это известно всем? Что я написала песню вместе с тобой? – спросила я ломким голосом.
Ксандер стиснул зубы и кивнул.
– С сегодняшнего утра эта новость во всех газетах. Я не выяснял всех подробностей, только то, что Габриэль, судя по всему, слил эту информацию довольно давно. Почему ее обнародовали только сейчас, я не знаю.
– Каковы… – я облизнула губы, – каковы твои шансы выиграть европейское турне и контракт прямо сейчас?
Плечи Ксандера опустились вниз.
– Поскольку мы не указали тебя в качестве соавтора и нигде не упомянули, плохи. Средства массовой информации оценивают все это как вполне себе скандал.
– Прости, – прошептала я. – Этого бы не произошло, если бы я не настояла на том, чтобы меня не указывали.
Ксандер вздохнул, медленно отпустив мою руку.
– А если бы я не уговорил тебя, этого никогда бы не произошло. Так что не извиняйся, для тебя последствия окажутся гораздо более серьезными.
– Оркестр… – пробормотала я, вздрагивая. – Теперь меня туда точно не примут.
– Может, примут.
– Нет, не примут, и ты это знаешь, Ксандер. Как бы хорошо я ни играла, они меня не возьмут.
Ксандер взглянул на меня с таким выражением лица, которое инстинктивно заставило меня замолчать. Так он обычно смотрел на нашу мать, когда был близок к тому, чтобы сказать ей то, чего она не хотела бы слышать.
– Тогда устрой там большой взрыв, – спокойно произнес он.
– Что?
– Тебе ведь не могут официально отказать по этой причине, не так ли? Так что ты можешь пойти на прослушивание и показать, на что способна. Играй изо всех сил. Возможно, случится чудо, и они поймут, что упускают.
– Достаточно глупый план.
– Знаю. Мы, Прайсы, теперь славимся своими глупыми идеями. Ты сделаешь это?
– Конечно, – пообещала я, заметив, как пустота во мне сменилась спокойствием. Наверное, это можно было назвать затишьем перед бурей, разразившейся глубоко внутри меня. Ксандер был прав. Я потеряла все. Карьеру. Лучшего друга. Любовь. Но если уж мне придется идти ко дну, то хотя бы красиво.
Брат удовлетворенно улыбнулся и завел двигатель. Его квартира в Сохо выглядела такой же, какой я оставила ее несколько недель назад. Завтра мне предстояло пройти прослушивание и вернуться во Флагстафф, а Ксандеру – в Новый Орлеан.
– Тебе и вправду не нужно сопровождать меня, – сказала я в сотый раз, когда мы опустились на диван рядом друг с другом.
– Знаю. Но я хочу этого. Я буду сидеть в первом ряду и подбадривать тебя. Так громко, что это компенсирует все концерты, на которых я не присутствовал.