Ритм наших сердец

– Поставь сюда проигрыш и сделай это на пятьдесят ударов в минуту быстрее, – произнес голос, отчего у меня по спине пробежали мурашки, и я съежилась.

– Это не сработает, – фыркнула я слишком резко.

Парень хмыкнул.

– И все же, – просто сказал он и встал.

Я озадаченно уставилась на его спину. Мой сосед действительно оказался высоким и очень стройным, почти что худым. Я успела обратить внимание на низко сидящие на его бедрах джинсы, а затем он закинул рюкзак на плечо и ушел…

Я испугалась, осознав, что мы приземлились. Когда это произошло? Сколько я сочиняла? В следующее мгновение передо мной снова появилась стюардесса и кровожадно мне улыбнулась.

– Мы приземлились, мисс. Прошу вас выйти.

– Я… да, конечно.

Торопливо запихнув бумажку и ручку обратно в сумку, я на ватных ногах покинула самолет. Я шла последней. Судя по всему, парень сидел до последнего, наблюдая, как я пишу.

Должно быть, он с самого начала смотрел на бумагу и вместе со мной читал записи, иначе никогда бы не разобрался в моих запутанных каракулях. Эта мысль снова заставила меня вздрогнуть и задуматься, хорошо это или плохо.

Обычно, когда я сочиняла, люди никогда не находились так близко ко мне. Итан считал, что, уходя в свой музыкальный мир, я становлюсь колючей, словно еж, и что лучше держаться от меня подальше, если ты хоть сколько-нибудь ценишь свои конечности.

Впрочем, парня это, похоже, мало впечатлило. Так что он либо до смерти глуп, либо досадно высокомерен. Или все вместе, потому что он даже поправил меня.

«Поставь сюда проигрыш».

Я возмущенно фыркнула. Что за урод!

На выходе из самолета я сразу же прищурилась из-за палящего солнца Нью-Йорка. С берега дул соленый ветер, даруя немного прохлады. Я испытала острую необходимость выпить кофе, чтобы стимулировать кровообращение, да и желудок мой уже невесело урчал. В Аризоне было раннее утро, а здесь, в Нью-Йорке, с учетом разницы во времени, минуло три часа дня.

Вздохнув, я спустилась по трапу и начала осматриваться в лабиринте аэропорта имени Джона Ф. Кеннеди. Толпа толкала меня туда-сюда, и я ощутила легкий приступ клаустрофобии, когда забирала свой багаж. Чтобы выудить его, пришлось едва ли не драться. Я поспешно уклонилась от старушки, которая использовала свою трость как дубинку, и в процессе почти наткнулась на семью, где родители держали детей на поводке, будто собак. «Никогда больше не буду летать», – с раздражением поклялась я себе, когда наконец сняла свой синий чемодан с конвейерной ленты.

– Берегись, блондиночка, – рявкнул какой-то парень и с такой силой толкнул меня в сторону, что я почти упала. Я отчаянно взмахнула руками и схватилась за стоящего поблизости человека, который, к счастью, удержал меня.

– Спасибо, – вздохнула я и подняла взгляд.

Серые, отливающие сталью глаза встретились с моими. Насмешливая улыбка искривила рот, верхняя губа которого выглядела чуть полнее нижней.

– Подумай о проигрыше, – прошептал на ухо сосед из самолета, поднимая меня на ноги.

При этом моя ладонь каким-то образом оказалась на его руке, и я ощутила не слишком накачанные, но достаточно четко выраженные мышцы. От моего прикосновения они дернулись, как будто я ударила парня током. Большие наушники лежали у него на шее, и пока в моих ушах продолжал звучать грубый голос, он отстранился и непринужденно исчез в толпе.

Почему-то у меня сердце буквально выпрыгивало из груди.

– Идиот, – пробормотала я парню вслед и крепче схватила ручку чемодана. Если альтернативой Итану являются такие типы, я предпочла бы остаться со своим лучшим другом.

Я как могла пробиралась сквозь толпу к выходу. Турникет буквально выплюнул меня в вестибюле, и я покрутилась вокруг своей оси, совершенно дезориентированная. Где Ксандер? Внутри меня разлился обжигающий жар, ведь мы не договорились о месте встречи, а мой брат так же, как и я, имел проблемы с ориентацией в пространстве.

Я остановилась и сделала глубокий вдох, ощущая, как на меня обрушиваются бесчисленные звуки, образы и запахи. Дрожащими пальцами я отыскала в кармане беруши. Но как раз когда вытащила их, по залу разнесся пронзительный свист, заставивший меня вздрогнуть. Взгляд тут же упал на светловолосого парня, который, широко ухмыляясь, поднял гигантский плакат. В этот миг я поняла, что зря приехала в Нью-Йорк. Люди вокруг уже остановились, посмотрели сначала на моего брата, потом на плакат и разразились громким хохотом. Я почувствовала, как мои щеки наливаются румянцем, и почти бегом бросилась к брату.

– Ради бога, Ксандер. Пожалуйста, скажи мне, что держишь не мою фотографию в двухлетнем возрасте в костюме пчелы, на которой написано «Сэм-Сэм, жужжи к своему брату».

– Вот и моя пчелка, – совершенно бесстыдно воскликнул Ксандер, взяв в одну руку несуразный плакат, а другой притянув меня к себе. Как он умудрялся одновременно гладить меня по волосам и подмигивать хихикающим девушкам, осталось для меня загадкой.

– Ксандер, – я оттолкнула от себя близнеца, – перестань меня смущать!