Ритм войны

Один из них она видела раньше, возле обломков своего стола. Она вскарабкалась и подняла его из-под завалов. Снаружи она услышала эхо приказа Рабониэля ясным голосом.

«Беги», - сказала она охраннику. «Скажи« Слово деяний »и« Известная ночь », чтобы они пришли ко мне. У нас есть работа ».

Охранник бросился прочь. Когда Навани выглянул снова, Рабониэль входил в комнату с хрустальной колонной в одиночестве.

Шанс. Навани проскользнул в коридор и тихо двинулся к Рабониэлю. Пройдя мимо ящиков с тщательно подготовленными ловушками, она прикоснулась магнитом к углу последнего ящика и услышала щелчок. Она только осмелилась найти время, чтобы вооружить одного: испытание боли, которое наполняло любого, кто пересекал эту точку коридора, огромной агонией.

Сделав это, она подошла к концу коридора. Комната с хрустальной колонной казалась темнее, чем она ее помнила. Брат был почти полностью испорчен.

Рабониэль стояла, прижав руку к столбу, чтобы закончить работу. Навани вырвалась вперед, крепко сжимая кинжал.

«Тебе следует бежать, Навани», - сказала Рабониэль в спокойном ритме, и ее голос эхом разнесся по комнате. «На моем столе в коридоре есть копия нашей записной книжки вместе с твоей пластиной против света Пустоты. Возьми их и сбеги ».

Навани застыла на месте, так крепко сжимая рукоять кинжала, что она подумала, что, возможно, никогда не сможет разжать пальцы.

Она знает, что я здесь. Она знает, что сделала, прогнав охранника. Логика, Навани. Что это значит?

«Ты специально отпускаешь меня?» она сказала.

«Поскольку последний узел был уничтожен, - сказал Рабониэль, - Вайр скоро вернется, чтобы потребовать обещанную компенсацию. Однако, если ты сбежал сам … что ж, тогда я не нарушил свой завет с ним ».

«Я не могу оставить брата или сестру тебе».

«Что ты думаешь делать?» - спросил Рабониэль. "Сразись со мной?" Она повернулась, такая спокойная и сдержанная. Ее глаза метнулись к кинжалу, затем она тихо запела в сбивчивом ритме. Она забыла об этом. Она не контролировала ситуацию так, как она притворялась.

«Так ты хочешь положить конец нашему общению?» - спросил Рабониэль. «Сражаются, как звери в пустыне? Ученые, такие как мы, сведены к эксплуатации обычных лезвий? Беги, Навани. Вы не можете победить Fused в бою ».

В этом она была права. «Я не могу бросить брата и сестру», - сказал Навани. «Моя честь этого не допустит».

«В конце концов, мы все дети Одиума», - сказал Рабониэль. «Дети наших страстей».

«Вы только что сказали, что мы были учеными», - сказал Навани. «Другими могут управлять их страсти. Мы нечто большее. Что-то лучше." Она глубоко вздохнула, затем повернула кинжал в руке рукоятью наружу. «Я отдам тебе это, тогда мы с тобой сможем вернуться в мою комнату и подождать вместе. Если Vyre делает поражение Stormblessed, я представлю ему. В противном случае вы соглашаетесь покинуть Брата или сестру ».

«Глупая игра, - сказал Рабониэль.

«Нет, компромисс. Мы можем обсудить это, пока ждем, и, если мы придем к более идеальному размещению, тем лучше ». Она протянула кинжал.

«Очень хорошо», - сказал Рабониэль. Она взяла кинжал быстрым щелчком руки, показывая, что не полностью доверяет Навани. Как хорошо, она не должна.

Рабониэль зашагал по коридору, Навани последовала за ним в нескольких шагах.

«Давайте быстро к этому приступим, Навани, - сказал Рабониэль. «Я думаю, что мы двое ...»

Тогда Рабониэль попал прямо в фабриальную ловушку Навани.

Для таких разноплановых они как-то интенсивны.

- Воспоминания Эля в первое из последних десяти дней

Каладин цеплялся за безвольное тело Тефта и чувствовал, как все рушится. Хлипкий фасад уверенности, который он построил, чтобы позволить себе сражаться. То, как он делал вид, что он в порядке.

Сил приземлилась ему на плечо, обхватив себя руками, и ничего не сказала. Что там было сказать?

Это было окончено.

Все было только что … закончилось. Что было в жизни, если он не мог защитить людей, которых любил?

Давным-давно он пообещал себе, что попробует в последний раз. Он попытается спасти людей с Четвертого моста. И он потерпел неудачу.

Тефт был таким ярким, таким живым. Такой крепкий и такой постоянный. Он наконец победил своих собственных монстров, действительно вступил в свои права, потребовав свое Сияние. Он был замечательным, любящим, удивительным человеком.

Он зависел от Каладина. Как Тьен. Как сотня других. Но он не смог их спасти. Он не мог их защитить.

Сил захныкала, сжавшись в себе. Каладин тоже хотел сжаться. Может быть, если бы он жил так, как хотел его отец, он мог бы этого избежать. Он сказал, что боролся, чтобы защитить, но в конечном итоге он ничего не защитил, не так ли? Он просто уничтожен. Убит.

Каладин Буревестник не умер. Его никогда не существовало.

Каладин Буревестник был ложью. Он всегда был им.

Онемение потребовало его. Эта пустая тьма, которая была намного хуже боли. Он не мог думать. Не хотел думать. Ничего не хотел.