Сразу после этого она получила известие. Во дворец был созван конклав самых важных певцов. Как Голос, Венли должна была прибыть быстро – и самостоятельно, потому что Лешви предстояло воспользоваться входом, предусмотренным для шанай-им наверху.
Венли пыталась успокоиться на ходу, сосредоточившись на прекрасном здании дворца. Она жалела, что не живет в те времена, когда такая архитектура была распространена повсеместно. Она представляла себе целые города, собранные из этих пронзительных изгибов, опасных и прекрасных. Как всё в мире природы.
«Это мы сделали, – подумала она. – Когда Эшонай впервые вернулась из человеческих земель, она с благоговением говорила о великих творениях людей. Но мы тоже делали такие вещи. У нас были города. У нас было искусство. У нас была культура».
Перестройкой дворца занимались несколько Сплавленных высокой, гибкой разновидности, называемой
Каково это – прожить столько жизней? Такая мудрость и такие способности! Вид подобных вещей волновал ее. Пробуждал не просто благоговение, а жажду. Появлялись ли новые Сплавленные? Может ли кто-то вроде нее стремиться к этому бессмертию?
Тимбре предупреждающе затрепетала внутри, и Венли с усилием подавила эти порывы. Это было нелегко. Возможно, как связыватель потоков, она должна была быть самоотверженной от природы. От природы благородной. Как Эшонай.
В характере Венли не было ни того ни другого. Она все еще немного тосковала по тому пути, который когда-то себе воображала: благословленная Сплавленными за то, что открыла путь к их возвращению, осыпанная почестями, как первая среди ее народа, кто прислушался к спренам пустоты. Принесшая Бурю бурь. Разве за все это она не достойна стать королевой?
Тимбре опять затрепетала, на этот раз успокаивая. Вражда никогда не окажет ей таких почестей – Венли обманули. Ее вожделение привело к огромной боли и погибели. Ей нужен был способ сбалансировать свое наследие и свои цели. Она была полна решимости избежать правления Сплавленных, но это не означало, что она хотела отказаться от певческой культуры. Действительно, чем больше она узнавала о певцах древности, тем больше ей хотелось изведать.
Она добралась до верха лестницы и прошла мимо двух фаннан-им, Измененных, с гибкими семифутовыми телами и копной волос, которые росли только на самой макушке, ниспадая вокруг панциря, покрывавшего остальную часть их черепов. Эти двое не участвовали в строительстве дворца: они сидели с пустыми взглядами. Тимбре затрепетала в ритме утраты. Ушедшие. Как и в случае со многими Сплавленными, их разумы пали жертвой бесконечного цикла смерти и возрождения.
Возможно, их бессмертию не стоило завидовать.
Внутренний вестибюль дворца тоже был перестроен, в нем появились широкие лестницы. Стены снесли, объединив десятки комнат. В больших покоях во время бури не закрывали окон, а просто сворачивали ковры.
Венли поднялась на пятый этаж и вошла в башню, пристроенную Сплавленными-архитекторами. Большая и цилиндрическая комната помещалась в центре короны, венчающей дворец. Это место было домом Девяти – предводителей Сплавленных.
Стали собираться и другие Голоса. Их было около тридцати – она предполагала, что их будет не меньше сотни, когда все Сплавленные проснутся. В этой комнате не поместилось бы столько Голосов, даже выстроившись плечом к плечу. Даже сейчас толпа делалась все более тесной, по мере того как каждый Голос занимал свое место перед хозяином.
Лешви зависла в нескольких футах над землей рядом с другими Небесными, и Венли поспешила к ней. Она подняла глаза, Лешви кивнула, и Венли стукнула тупым концом посоха по камню, показывая, что ее хозяйка готова.
Конечно, Девять уже были там. Погребенные в камне, они и не могли находиться в каком-то другом месте.
В центре зала выстроились в круг девять колонн. Камням придали форму с помощью духозаклинания – и внутри них были живые существа. Девять жили здесь, навеки слившись с колоннами. И снова в сооружении чувствовалось нечто органическое, как будто колонны выросли здесь, как деревья вокруг Девяти.
Изгибаясь и сужаясь, колонны врастали в грудь каждому из Девяти, но оставляли нетронутыми их головы и верхние части покрытых панцирем плеч. У большинства по крайней мере одна рука оставалась свободна.
Девять стояли лицом в круг, спиной к остальной части помещения. Странная гробница была неприятной, чуждой. До тошноты. В том, какими представали Девять перед зрителями, ощущалось нечто постоянное, подчеркивающее их бессмертную природу. Колонны как бы говорили: «Они старше камней. Они прожили здесь достаточно долго, чтобы камень нарос над ними, как крем, захватывающий руины павшего города».