Резкое сокращение мышц заставило Машу поморщиться.
— Еще одна схватка, — сообщила она матери.
Та бросила взгляд на часы и кивнула:
— Двадцать минут разница. Ускоряются. Значит уже совсем скоро.
Это же подтвердила и вошедшая медсестра. Осмотрев Мари, она с улыбкой заявила, что уже можно идти рожать. Побледневшую Машу усадили в кресло и повезли на предварительный осмотр. Девушка стойко пережила все процедуры — взвешивания, замеры, осмотр в кресле. И только после этого рыжую вместе с ее матерью, которая приняла решение остаться, чтобы дочь не проходила все в одиночку, привезли в палату. К тому моменту Мари уже тяжело дышала и то и дело морщилась — схватки становились более интенсивными.
Тут напомнили о себе и околоплодные воды. Почувствовав, как из нее вытекает что-то холодное и неприятное, Мари сильно покраснела и пробормотала негромкое:
— Извините.
— Девочка моя, тебе не за что извиняться, — ласково сообщила ей медсестра, пересаживая в высокое кресло, — Это всё — часть процесса, поэтому даже не беспокойся о таких глупостях. Ты должна думать только о своем малыше.
Кивнув, Маша попыталась успокоиться и подавить в себе нарастающее чувство паники. Ей казалось, что это всё сон, что она не готова к этому. У нее ведь было еще целых два дня для подготовки! Как малыш мог так сильно подвести ее и решить родиться раньше?!
Её мысли прервала еще одна схватка — такая сильная, что девушка, не выдержав, вскрикнула — и тут же схватилась за протянутую руку матери. Бросила на родительницу испуганный взгляд, но та только кивнула, взглядом говоря, что всё в порядке.
— Маша, — привлекла внимание девушки акушерка, — Раскрытие еще неполное, поэтому тебе сейчас нельзя тужиться. Я знаю, что очень хочется, но так ты только навредишь ребенку. Я скажу, когда будет можно. А пока дыши и набирайся сил в перерывах между схватками.
Золотцева кивнула, чувствуя, как малыш в животе начинает двигаться и давит на нее изнутри. Ей до безумия хотелось вытолкнуть его из себя, но она помнила слова врача — нельзя. Поэтому она только глубоко дышала и кусала губы, сдерживая стоны боли.
Врач еще некоторое время объяснял ей, как правильно дышать, лежать и что от нее потребуется, когда, наконец, ей дадут добро на потуги. Все инструкции девушка слушала с гримасой боли и просто молилась о том, чтобы это всё поскорее закончилось. Еще очень сильно хотелось, чтобы Данчук был рядом — просто чтобы было на кого наорать за то, что он обрек её на такие мучения.
В какой-то момент от боли Маша не выдержала и закричала. Она плакала, болезненно стонала, то и дело срываясь на крик, когда врач, наконец, разрешил ей тужиться. Девушке казалось, что её просто разрывает пополам, как в каком-то фильме о «Чужом». Она держалась за поручни на кресле так, что пальцы побелели, и с криком выталкивала из себя малыша.
— Умница, Машенька, ты все делаешь правильно, — подбадривала девушку акушер, склонившись над ней, — Я уже вижу головку. Очень хорошо. Давай еще немного.
Но Мари, вспотевшая и почти без сил покачала головой:
— Не могу. Устала.
— Маша, — над дочерью склонилась её мать, с силой сжимая ее ладонь и убирая со лба прилипшую прядь, — Напрягись немного.
— Мама, я больше не могу, — хныкала девушка, качая головой.
Женщине было невыносимо наблюдать за страданиями своего ребенка. Но она знала, что внуку — или внучке — сейчас приходится не менее трудно. И подсказать ему там, изнутри, как правильно двигаться, было некому. Поэтому женщина ласково погладила дочь по щеке и твердо сказала:
— Доченька, ты сможешь. Всё хорошо, осталось чуть-чуть.
Но это не помогло — Маша всё никак не могла снова выдавить из себя потугу, повторяя лишь одно:
— Нет. Очень больно.
— Мари! — не выдержав, рявкнула ее мама, заставив перестать стенать и посмотреть на нее, — Соберись! Ты сильная — сильнее, чем любой из тех, кого я знаю. И намного сильнее, чем была я в свое время. Ты решила оставить этого ребенка, выдержала девять месяцев беременности практические без поддержки родителей — и что, сдашься сейчас? Нет, ты сейчас напряжешься, сделаешь один, последний рывок — и подаришь этому миру еще одного, такого же сильного, как ты, человека. Поняла меня? — Мари кивнула, закусив губу, — Умница. А теперь — тужься, девочка!
И она послушалась. Набрав в грудь побольше воздуха, девушка стиснула зубы — и с криком вытолкнула из себя то, что давило на стенки таза последние шесть часов. Тяжело дыша, Маша откинулась на спинку кресла — и через пару секунд услышала громкий, требовательный крик.
Человек родился.
Кажется, у нас становилось доброй традицией собираться раз в год на работе у Олега. Почти год назад мы ждали, пока родится Сабина, теперь же нервничал я. В палату к Маше меня не пустили — да я и не особо рвался, понимая, что помощи от меня в вопросе деторождения никакой. Поэтому я мог лишь сидеть на не самом удобном стуле и, стиснув руки в кулаки, просто ждать.