Риторика

Во всех этих случаях предметы, будучи изображены одушевленными, кажутся действующими, так как понятия «обманывать», «реять» и т. п. означают проявление деятельности. [Поэт] применил их с помощью метафоры по аналогии, потому что как камень относится к Сизифу, так поступающий бесстыдно относится к тому, по отношению к кому он поступает бесстыдно. [Поэт] пользуется удачными образами, говоря о предметах неодушевленных:

(Буря)…воздымает
Горы клокочущих волн по неумолчно
      шумящей пучине,
Грозно нависнувших, пенных,
      одни, а за ними другие.

[Здесь поэт] изображает все движущимся и живущим, а действие есть движение.

Метафоры нужно заимствовать, как мы это сказали и раньше, из области предметов сродных, но не явно сходных, подобно тому, как и в философии считается свойством меткого [ума] видеть сходство и в вещах, далеко отстоящих одни от других, как, например, Архит говорил, что судья и жертвенник – одно и то же, потому что к тому и другому прибегает все, что терпит несправедливость. Или если бы кто-либо сказал, что якорь и кремафра – одно и то же: и то, и другое нечто сходное, но отличается [одно от другого] положением: одно наверху, другое внизу. И [выражение] «государства нивелировались» [отмечает] сходство в [предметах] далеко отстоящих один от другого, именно, равенство в могуществе и в поверхности.

Гомер

Большая часть изящных оборотов получается с помощью метафор и посредством обманывания [слушателя]: для него становится яснее, что он узнал что-нибудь [новое], раз это последнее противоположно тому, [что он думал]; и разум тогда как бы говорит ему: «Как это верно! А я ошибался». И изящество апофтегм является следствием именно того, что они значат не то, что в них говорится, как, например, изречение Стисихора, что кузнечики для самих себя будут петь на земле. По той же самой причине приятны хорошо составленные загадки: [они сообщают некоторое] знание и в них употребляется метафора.

[Сюда же относится то], что Феодор называет «говорить новое»; это бывает в том случае, когда [мысль] парадоксальна и когда она, как говорит Феодор, не согласуется с ранее установившимся мнением, подобно тому, как в шутках употребляются измененные слова; то же действие могут производить и шутки, основанные на перестановке букв в словах, потому что [и тут слушатель] впадает в заблуждение. [То же самое бывает] и в стихах, потому что они заканчиваются не так, как предполагал слушатель, например:

Он шел, имея на ногах отмороженные места.

Слушатель полагал, что будет сказано сандалии [а не отмороженные места]. Такие обороты должны становиться понятными немедленно после того, как они произнесены. А когда [в словах] изменяются буквы, то говорящий говорит не то, что говорит, а то, что значит получившееся искажение слова, таковы, например, слова Феодора к кифареду Никону: «фракиянка [произвела] тебя [на свет]». Феодор делает вид, что говорит: это тебя тревожит, и обманывает [слушателя], потому что на самом деле он говорит нечто иное. Поэтому [эта фраза] доставляет удовольствие тому, кто ее понял, а для того, кто не знает, что Никон – фракиец, [фраза] не покажется изящной. Или еще фраза: «ты хочешь его погубить», или: «ты хочешь, чтобы он стал на сторону персов». И в том, и в другом смысле фраза должна быть сказана надлежащим образом.

То же самое [можно сказать] и об изящных фразах, например, если говорится: «главенство на море для афинян не было началом бедствий, потому что они извлекли из него пользу». Или, как [говорил] Исократ, что главенство послужило для государства началом бедствий. В обоих случаях произнесено то, произнесения чего трудно было бы ожидать, и признано верным. Сказать, что «начало есть начало» – не есть большая мудрость, но [это слово] употребляется не таким же образом, а иначе, и архл повторяется не в том же самом смысле, а в другом. Во всех этих случаях выходит хорошо, если слово надлежащим образом употреблено для омонимии или метафоры, например: «Анасхет невыносим», здесь употреблена омонимия, и [употреблена] надлежащим образом, если [Анасхет действительно] человек неприятный.

Или: «ты не можешь быть для нас более чужим, чем следует чужестранцу», или: «не более, чем ты должен быть, чужестранец»; это – одно и то же. И «чужестранец не должен всегда оставаться чужим»; и здесь у слова различный смысл. То же самое можно сказать и о хвалебных словах Анаксандрида:

Прекрасно умереть, прежде чем сделаешь
      что-нибудь достойное смерти.