Риторика повседневности. Филологические очерки

Вот для начала несколько примеров из пособия для студентов— «Английский язык. Повторительный курс для неязыковых вузов» (М.: Высшая школа, 1968 / Сост. В. М. Макеева и др.) Пособие это небольшое по объему и очень простенькое, практически все тексты сочинены авторами, и первый из них называется «I am a student of Moscow University» (от лица студента Олега). Здесь естественно было бы ожидать расхожей университетской лексики, что-нибудь вроде freshmen или dean или campus — всё это в МГУ существует, так что комфорт привычности облегчал бы усвоение нового. Ничуть не бывало! Расхвалив МГУ за грандиозность размеров, Олег немедленно переходит к рассказу о студенческом досуге, но и тут нет ничего вроде leam или orchestra — да и вообще полностью понять этот рассказ возможно лишь тому, кто способен в должной мере разделить позицию идеально билингвического читателя набоковской «Ады». Каждое слово, из которых составлены сочетания вроде rest-home, amateur circles или house of culture, казалось бы, вполне понятно, но самих этих словосочетаний ни в одном словаре нет. Лишь советский человек способен — и то не всегда! — догадаться, что, скажем, amateur в сочетании amateur circles означает любителя-дилетанта (актера-любителя или астронома-любителя и т. п.), а все вместе — группу студентов, любительски занимающихся музыкой или драматическим искусством, или историей Москвы (но не спортом, так как тут используется слово «секция»: надо говорить «хоровой кружок» и «теннисная секция»), Между тем, по-английски amateur означает того, кто просто что-то или кого-то любит, так что это и «fan», и «adept», и «admirer», и даже, например, любитель хорошего пива; вдобавок объединения таких любителей не называются «circles» (circles — большие социальные группы, не «кружки», а «круги», как, например, artistic circles — «художественные круги»). Мои опросы показали, что сочетания amateur-circles и rest-home не слишком понятны даже русскоязычным респондентам, — очевидно, рассказ Олега и следующая за ним устная тренировка учат студентов говорить не просто лишь о знакомой им реальности, а еще и на языке, им одним понятном. Стоит ли удивляться, что дальше авторы тренируют студентов на разговорах о Москве, о Байкале и снова о Москве? Тут нельзя не вспомнить другое пособие, где об Америке сказано, что Тихий океан омывает ее с Востока, а Атлантический с Запада — это в «Учебнике английского языка для технических вузов» В. Р. Гундризер (М.: Высшая школа, 1972. С. 15).

Обращаясь к базовым школьным учебникам интересующей нас эпохи (вошли в обиход в 1970-х годах, переиздавались до середины 1980-х, активно использовались, во всяком случае, до 1991 года, а в слегка переработанном виде используются до сих пор), назову не только их авторов, А. П. Старкова и Р. Р. Диксона, но и семейство, с которым школьники живут бок о бок многие годы — семейство Стоговых. Тут авторы в общем следуют традиции, столь живо реализованной Камерлинками: Лена Стогова соответствует по возрасту учащимся каждого года; ее брат Борис на несколько лет моложе, поэтому «историй для мальчиков» в сериале практически нет, что в известном смысле согласно с феминизированным духом советской школы. Со Стоговыми детей начинают знакомить в пятом классе, описывая их поначалу довольно традиционно (рост, цвет волос и т. п.), с приложением картинок. Сообщается, правда, что отец семейства Виктор Николаевич Стогов, рабочий и студент-вечерник, — член КПСС, а вот мать семейства — беспартийная; в дальнейшем, при знакомстве с друзьями Стоговых, этот признак примерного благополучия приобретает регулярный характер: отец непременно коммунист, а мать непременно беспартийная, так что пресловутый «блок коммунистов и беспартийных» принимает здесь форму брачного союза.

Пропагандистская направленность в той или иной мере характерна, конечно, для любого советского учебника, однако пропагандистский текст может быть безукоризненным в языковом отношении, а с другой стороны, любой текст для пятиклассников довольно примитивен независимо от содержания. Но вот в разделе «Everyday sentences» детей учат здороваться, благодарить и так далее, что несомненно полезно — однако вплоть до последнего (11 — го) класса включительно не употребляются ни hi (как приветствие), ни fine (как ответ на «как дела?»), ни утвердительное sure, ни ОК. Мои респонденты, изучавшие английский только в школе, утверждают, что узнали эти everyday sentences (кроме интернационального ОКеу) в основном из видеофильмов. Конечно, сами по себе такие пробелы могли бы быть рядовым признаком школьного консерватизма, но школьный языковой пуризм (скажем, удаление из школьного английского любых американизмов) обычно не идет дальше простого обеднения языка. Между тем наш учебник, воздерживаясь от hi, обогащает язык другими достойными внимания новшествами.